Улыбка женщины
Шрифт:
— Ресторан «Время вишен», добрый день, — прощебетала она в трубку с вопросительной интонацией. — Одну минутку, месье… — Она помахала мне рукой: — Орели, это тебя.
Я взяла трубку:
— Да?
— А… добрый день, я говорю с мадемуазель Орели Бреден? — спросил голос с неподражаемым английским акцентом.
— Да. — Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо, и отвернулась к барной стойке. — Это Орели Бреден.
— О, мадемуазель Бреден, рад, что застал вас. Это Роберт Миллер. Я узнал номер телефона вашего ресторана и решил позвонить. Я не слишком вам
— Нет, — прошептала я, ощутив пульсирующий комок в горле. — Вы мне совсем не помешали. Ресторан открывается только через полчаса. Вы еще в Париже?
— О нет, к сожалению, — ответил он. — Рано утром я должен был уехать домой в Англию. Вы слышите меня, мадемуазель Бреден?
— Да, — выдохнула я, прижимая трубку к уху.
— Мне безумно жаль, что все так вышло, — продолжал он. — Ах… моя милая мадемуазель Бреден… Я застыл как громом пораженный, когда увидел вас. У меня хватало сил только любоваться вами. Вы были так прекрасны в своем бордовом платье, словно внеземное существо, явившееся к нам из другой галактики…
Я глубоко вздохнула и прикусила губу:
— А я уж думала, вы обо мне забыли.
— Нет-нет, — быстро заговорил он. — Вы не должны так думать. Я все помню: и ваше письмо, и фотографию. Я просто не сразу понял, что это вы, Орели. И потом, вокруг толпилось столько народу! И каждый чего-то хотел от меня, а мой редактор с литературным агентом так и пялились на нас и ловили каждое слово… Я не знал, что сказать. И теперь боюсь, что вы держите меня за идиота.
— Нет-нет, — поспешила возразить я, почувствовав, как у меня горят уши. — Все нормально.
— Моя милая мадемуазель Орели, я действительно спятил. Пожалуйста, простите меня. Вы же знаете, что общительностью я никогда не отличался. — В голосе его звучало отчаяние. — Не сердитесь на меня!
Боже, каково мне было это слышать!
— Разумеется, я не сержусь на вас, мистер Миллер, — успокоила его я.
Краем глаза я заметила, что Сюзетта слушает наш разговор с неослабевающим интересом. Я решила не обращать на нее внимания и склонилась над ежедневником.
Роберт Миллер облегченно вздохнул.
— Это очень мило с вашей стороны, Орели, — продолжал он. — Могу я так вас называть?
— Да, конечно, — кивнула я.
— Орели, я надеюсь, ваше приглашение остается в силе? Вы еще не раздумали ужинать со мной в своем уютном ресторанчике?
— Разумеется, я этого жду! — почти закричала я. Глаза Сюзетты, которая все еще возилась рядом, округлились еще больше. — Только скажите, когда вам удобно.
Роберт Миллер замолчал, я услышала в трубке шелест бумаги.
— Шестнадцатое декабря вам подходит? В этот день я буду в Париже по делам, но весь вечер в вашем распоряжении.
Я прикрыла глаза и улыбнулась. Шестнадцатое декабря — мой день рождения. Кроме того, это понедельник. Все самое важное в моей жизни с некоторых пор случается по понедельникам. Именно в этот день недели я купила роман «Улыбка женщины» в магазинчике на острове Сен-Луи, встретила Клода с его беременной подругой в бистро «Палетт» и впервые увидела Роберта Миллера на вечере в «Козероге». Если так пойдет дальше,
Я улыбнулась.
— Алло, мадемуазель Орели, вы еще здесь? — раздался взволнованный голос Миллера. — Если шестнадцатое число вас не устраивает, мы назначим другую дату. Но ужин должен состояться, я настаиваю!
— Он состоится, — засмеялась я. — Шестнадцатого декабря, в понедельник, в восемь часов. Рада была вас слышать, мистер Миллер!
— Вы и не представляете, как я рад! — отозвался он и тут же неуверенно добавил: — Могу я попросить вас об одной услуге, мадемуазель Орели? Пожалуйста, не говорите Андре Шабане о нашей предстоящей встрече. Он очень мил, но иногда бывает… как вам сказать… навязчив. Если он узнает, что я в Париже, обязательно захочет со мной встретиться, и тогда у нас с вами не останется времени друг для друга.
— Не беспокойтесь, — ответила я. — Я буду нема как могила.
Положив трубку, я встретилась глазами со сгорающей от любопытства Сюзеттой.
— Бог мой, кто этот мужчина? — спросила она. — Он сделал тебе предложение?
Я улыбнулась.
— Шестнадцатого декабря этот мужчина будет моим гостем, — ответила я и тут же добавила со значением: — Единственным.
Оставив Сюзетту недоумевать над этими загадочными словами, я пошла открывать ресторан.
Отныне ужин с Робертом Миллером стал моей маленькой тайной.
Столицу Франции не зря называют городом огней. Особенно это верно для декабрьского Парижа.
Каким бы серым ни был ноябрь с его бесконечными дождями, в декабре Париж преображается, превращаясь в сплошное мерцающее море. Под Рождество ночной Париж похож на сказочный город из серебра. Как будто некая фея пролетела, осыпав дома звездной пылью.
Узловатые деревья на Елисейских Полях украшены бесчисленными фонариками. Взрослые и дети, разинув рты, глазеют на сияющие витрины «Галери Лафайет», «Принтама» и небольшого, но уютного магазина «Бон марше». В узеньких переулках и на широких бульварах толпятся люди с бумажными пакетами, украшенными лентами и розетками. В музеях больше нет длинных очередей. В последнюю предрождественскую неделю даже в Лувр можно проникнуть без труда, чтобы вдоволь налюбоваться загадочной улыбкой Моны Лизы. И над всем этим — переливающаяся огнями Эйфелева башня, такая величественная и одновременно изящная, — символ города, как магнитом притягивающий к себе восторженных туристов.
Два раза я приезжала туда с маленькой Мари кататься на коньках. «Катание на коньках на Эйфелевой башне» — гласил плакат с парой фигуристов в старомодных костюмах на небесно-голубом фоне. Я не была здесь несколько лет. Мари захотелось подняться пешком до второго уровня. Во время восхождения я все время старалась держаться внутренней стороны, чтобы смотреть вниз сквозь металлические перегородки, такие громадные вблизи. От ледяного воздуха и высоты у меня закружилась голова. А потом мы летали на коньках над нашим серебряным городом, и я опять чувствовала себя ребенком.