Улыбка золотого бога
Шрифт:
Не думать о знаках. Не опускаться. Если не получается, нужно попробовать еще раз, в конце концов, Дуся – просто глупое, зашоренное, некрасивое существо, для профи охмурить такое – раз плюнуть.
– Вить, Витюш, ну ты постарайся, ну представь, что это я, а не она…
– Лизок, солнце мое, ты вообще, кроме себя, людей замечаешь? – Витенька пульнул виноградиной в зеркало. – Да не хочу я от нее ничего! Понимаешь, просто не хочу! Ну завещали, значит, имели право. Ну ты же тоже не с голым задом осталась, верно? Вот и все. Чего кипишить? Я попробовал, не получилось. Вопрос закрыт.
– Ты… ты
– Я и помог. Сколько мог. Ну Лиз, ну не психуй, лады?
Кто психует? Он что, не соображает, чем может все это обернуться? Ему хорошо, всегда найдется какая-нибудь богатая стерва, которая с удовольствием будет оплачивать безбедную Витенькину жизнь, только где в этой жизни будет мое место? И что станет со мной? Я знаю, что… я не хочу этого.
– Лизок, ну не реви, я попробую еще раз. Ну, честно. Ты только не реви, а?
Яков
Ужин проходил в столовой: приличных размеров комната, в центре которой черным пластиком блестел длинный стол, полукружьями подымались спинки стульев, ярко светила массивная люстра, сияли белизной накрахмаленные салфетки в серебряных кольцах. И бело-голубой фарфор выглядел куда уместнее, чем собравшаяся по случаю ужина компания.
На Дусе коричнево-зеленая хламида, не то платье, не то костюм, волосы собраны в куцый хвостик, полные щеки кажутся еще крупнее и круглее, а глаза, наоборот, меньше, невыразительней. Зато остальные куда как хороши, особенно блондинистый юнец. Смотрит прямо, с вызовом, улыбка нахальная, манеры – профессионального альфонса, и тот факт, что вертится сей красавчик возле Дуси, тоже о многом говорит.
Злюсь. И самому смешно и не до смеха.
Прислуживала хмурая, неопределенного возраста дама. Седые волосы, грубые черты лица, но двигается плавно, ловко меняя экспозицию фарфора на столе. Может, она? Надо бы узнать побольше, но как?
– Яков, – заговорила Алла Сергеевна, – вы не хотите поделиться с нами мыслями? Или, быть может, открытиями?
– Не хочу.
– Получила? – засмеялась Ника. Голосок хрипловат, а вот физиономия заштукатурена со всем прилежанием, и мадам кажется юной и красивой. Готов спорить, что в сумочке, которая болтается на длинном ремешке, лежит фляжка с коньяком.
А момент, кажется, удачный. Во всяком случае, можно воспользоваться, а вдруг что и выйдет.
– Прошу прощения, дамы, – говорю нарочито громко, чтобы привлечь внимание и Топы, задумчиво гладящей собачонку, и увлеченной чтением Лизхен, и Дуси с ее кавалером.
– Слушай, Яша, а ты всегда такой любезный? – Ника одернула подол короткого, блестящего платьица.
– По мере возможности. Но, Алла Сергеевна…
– Можно просто Алла.
– Идет. Алла, скажите, у вашего супруга, когда он еще был вам супругом, имелись… связи на стороне?
– Конечно, – ответила Ника. – Гарик еще тем кобелем был. Связи у него всегда имелись, ни одной юбки не пропускал.
– Да что ты такое говоришь!
– А то. Только такая ханжа, как ты, могла в упор не видеть, что муженек погуливает. Ах, на работе задерживается… ах, срочная командировка… в Шалавинск командировка. Мы, если хочешь знать, год по хатам тусили, пока он наконец не определился.
– С
Тяпа, чихнув, села и уставилась на меня круглыми выпученными глазенками. Было в этом дрожащем большеухом существе что-то беспомощно-очаровательное. Кстати, на хозяйку похожа.
– Брысь, пошла вон! – шикнула Ника. – Определился с разводом, не с цветом обоев же. Так что, Яша, сто пудов, были бабы. И до меня были, и после, и во время… и нечего психовать, что изменила. Подумаешь, случайно, разок… я ведь не в себе была, какой спрос?
– А с тебя никогда никакого спроса, – ответила Ильве, похлопав по коленке. Тяпа повернулась на звук, открыла пасть, выкатив розовый язычок, но не подошла. – Ника права, Яков Павлович, наш супруг не считал нужным хранить верность… Я полагаю, все-таки вам удалось что-то найти? Намеки? Наметки?
– Скорее всего, лишь подозрения.
– И кого подозреваете? – прошелестела Лизхен, отодвигая книгу. Вздохнула, поправила съехавшую набок шаль, кажется, другую, но тоже белую, тонкой кружевной вязки.
– Пока никого конкретно.
– Жаль, – ответили все пятеро хором.
– Но тогда откуда интерес? – Ильве не собиралась отступать. Ильве желала получить ответы на вопросы, и немедленно. – Или профессиональная тайна?
– Здравый смысл.
– На самом деле, нужно узнать, была ли у Гарика любовница, не сейчас, а раньше, давно, и могла ли она сейчас вернуться, – сказала Дуся, краснея.
– Выходит, здравый смысл распространяется не на всех? Ну, Яков Павлович, чего уж теперь, рассказывайте… в конце концов, все заинтересованные лица здесь… и незаинтересованные тоже.
Долгий взгляд из-под ресниц в сторону блондина, тот выдержал, ответил нахальной улыбкой и что-то шепнул Дусе на ухо. Неужели она не понимает, что интерес у мальчика сугубо профессиональный? Деньги чует, на них и работает.
А рассказать придется, в общих чертах, не вдаваясь в подробности. Все же кое в чем Ильве права, заинтересованные лица здесь. И не права – незаинтересованных нет.
Только спокойнее надо быть, Яков Павлович, спокойнее. Дуся взрослая, сама разберется, а я тут вообще по делу.
– Офигеть, – сказала Ника, когда я закончил доклад. – Ну точно офигеть!
Алла
Не то слово. Господи, ну за что мне все это? Ну почему я не вышла замуж за кого-нибудь другого? Ведь Димка ухаживал, Илья опять же, и Серега… Господи, куда все ушло? И когда? Когда струсила? Гарик перепугался, и я тоже… Пара встреч, гвоздики, в газету завернутые, поход в кино, чтобы было о чем поговорить, кроме… А девчонки в один голос: вариант-вариант, москвич, родители при должностях, удача… Знали бы, откуда у этой удачи ноги росли. И поглядели бы, что из этого вышло. Нет, изменять он не сразу начал. Может, любил все-таки? Хоть чуточку, хоть самую малость, но любил? Хотелось бы думать, какое-никакое, а утешение. Но как мамаша его, свекровь моя, пусть земля ей будет пухом, померла, как бизнесом занялся, то все сразу и переменилось. Тогда он гулять начал.