Улыбка зверя
Шрифт:
Дверь перед ним распахнулась, на пороге стояла Галина, одетая для выхода, в темно-синий строгий костюм и в голубую блузку. От нее крепко веяло духами, лицо было уже накрашено и напудрено. Верещагин рассеянно скользнул по ней взглядом и тотчас отвернулся.
— Привет, Верещагин! — сказала она и энергично пожевала губами, равномерно распределяя по ним помаду. — Что-то ты долго сегодня…
— Привет, — несколько в сторону ответил Верещагин и боком вошел в прихожую. — Хрены эти с утра какие-то коробки привезли, пришлось разгружать.
— Да я же в поликлинику записана, я тебе говорила. Звонила учительница математики, надо со Светкой что-то делать. Ты бы зашел в школу сегодня вечером. И Васька, сынок твой, опять на перемене с Поганяном подрался…
— Сама сходи, — сказал Верещагин. — Ты мать, все-таки…
— Ты отец, все-таки, — в тон ему ответила Галя. — Я уже два раза ходила, теперь твоя очередь.
— Ты же знаешь, что я заведусь и снова нагрублю завучу, как в прошлый раз.
— Да, яблочко от яблони…
— Вот именно, что от яблони. Яблоня это ты и есть, женского рода… А этому Поганяну я и сам харю бы с удовольствием начистил.
— Ладно, Верещагин. Денег принес?
Верещагин поморщился, промолчал, и, повернувшись спиной к жене, стал снимать с себя пальто. Упоминание о деньгах как обычно привело его в замешательство, и он позабыл о потерянном поясе.
— Верещагин, где пояс? — трагическим голосом произнесла Галя. — Ну-ка, повернись ко мне и дыхни… То-то я гляжу ты какой-то взвинченный сегодня. Ну-ка, дыхни, подлец!
— Не устраивай комедии с утра, — понимая, что попался, вяло сказал Верещагин и попытался боком пройти мимо Галины вглубь квартиры.
— Нет, ты дыхни, гад! — Она схватила его за плечо и коленом перегородила проход.
— Пожалуйста, — сказал Верещагин, повернул к ней лицо, выпятил губы и со свистом втянул в себя воздух.
— Нет, ты дыхни, — твердо повторила Галя, давно раскусившая эту примитивную хитрость. — Пил, гад! Детям на хлеб дать нечего, они в школе голодные сидят, а он пьет, мерзавец! Ну и подлец же ты, Верещагин. Пояс потерял. Да тебе голову надо оторвать за твои подлости…
— Голову за пояс, не слишком ли… — раздражаясь от ее крика, мрачно огрызнулся Верещагин. — Пива попил. Бесплатно. Встретил Попова, он и угостил. У него в семье скандал, Валька его с бабой застукала…
— Ты мне зубы не заговаривай чужими проблемами. Попов имеет право, он деньги зарабатывает, семью содержит, в отличие от других чистоплюев. “Я искусству не изменю…” — передразнила она.
— Отойди от меня, — с тихим бешенством произнес Верещагин, сам дивясь тому, как быстро поменялось его настроение. — Ты своими криками энергию у меня высасываешь…
— Нужна мне твоя поганая энергия! — тотчас подхватив его тон огрызнулась Галина и, не удержавшись, добавила язвительно: — Сморчок!..
Кровь прихлынула к голове Верещагина, он, сжимая кулаки, со зверским выражением лица шагнул к жене. Та испуганно отступила к кухонной двери, взялась рукою за косяк, готовая
— Хорошо, — сказал он глухо и устало, понимая, что никакого выхода у него нет, что ничего в этой тупиковой жизни переменить нельзя. — Извини… Но давай хотя бы оставаться в каких-то рамках пристойности. Я ведь тоже могу тебя как-нибудь обидно обозвать, слов много… Не будем опускаться до уличного базара.
— Ладно, Верещагин… Иди завтракать, чай стынет. А мне пора, пока…
Спустя несколько минут Верещагин стоял у окна кухни с чашкой недопитого чая в руке и, приложив лоб к холодному стеклу, глядел во двор. Думал:
“Где же она? В лифте, что ли, застряла? Пора бы уже…” — Он откусил от булки и отхлебнул глоток чаю.
Внизу, у шестого подъезда, под навесом, тесно сдвинув головы, стояли Доктор, Чума и Вертолетчик, по-видимому, скидывались и пересчитывали деньги.
“А может, и в самом деле лифт застопорило?..”
Он перестал жевать. Показалась Галина, одетая в серое узковатое пальто и в серую шляпку, которую сама себе сшила еще в прошлом году. Пересекла двор, обернулась и — отпрянула от въезжающей в арку машины, которая едва не окатила ее грязной ледяной водой из лужи. И такой слабой, беззащитной показалась Верещагину в этот миг его жена, с которой прожил он пятнадцать лет и нажил двоих детей, такой бесконечно родной и жалкой, что вмиг пересохло горло, и он, поперхнувшись куском непрожеванной булки, закашлялся.
Она дошла до угла, так и не оглянувшись на окно квартиры.
“Не почувствовала”, — с огорчением подумал Верещагин.
ПОДРУГИ
Выходя из двора, Галина услышала сзади урчание мотора и едва успела отскочить в сторону от проезжавшего мимо джипа, но несколько грязных брызг попали все-таки ей на подол серого пальто и на сапоги, что крайне ее раздосадовало.
Верещагина могла развести в квартире болото, держать целый день груду грязной посуды в кухонной раковине, бродить по дому в засаленном халате, но совершенно не переносила небрежности и неряшливости в одежде, когда выходила на люди.
Поэтому, несмотря на скудость средств, она купила с лотка у гастронома поролоновую губку для обуви и, отойдя в укромное место, тщательно вычистила сапоги. Уголком носового платка стерла с пальто успевшие подсохнуть пятна. Вывернув шею, заглянула себе за спину и, не найдя больше никаких неряшливых отметин, способных скомпрометировать ее в глазах людей, направилась к автобусной остановке, где ее должна была ждать Урвачева, сидевшая, согласно телефонному пояснению, за рулем красной спортивной машины.