Ум - это миф

Кришнамурти Уппалури Гоппала

Дело не в том, что я антисоциален. Как я уже говорил, я вовсе не конфликтую с обществом. Я не собираюсь разрушать храмы или церкви, сжигать книги. Ничего подобного. Человек не может быть иным, нежели он есть. Каким бы он ни был, он создаст общество, которое будет его зеркалить.

В.: Да, но как вы «наткнулись» на такую мудрость?

У. Г.: Аа! Вот в чем вопрос!

В.: Ее явно нельзя достичь, сидя под деревом в свете луны… У. Г.: Нет, достигать-то нечего…

В.:

Я не имею в виду какие-то фантастические достижения, я имею в виду эту уверенность, которой вы обладаете. У вас есть уверенность, вот и все. Я чувствую, что ни я, ни другие не имеют ее, и я не знаю, как ее достичь.

У. Г.: Вы должны найти свой главный вопрос. Мой главный вопрос был такой: «Стоит ли что-то за абстракциями, которыми меня заваливают святые? Существует ли на самом деле что-то подобное просветлению или самореализации?» Я не хотел этого, у меня просто был такой вопрос. Так что, естественно, я должен был экспериментировать. Я перепробовал столько всего — и то, и это, и еще много чего. Это продолжалось какое-то время. А потом в один прекрасный день вы обнаруживаете, что обнаруживать-то и нечего! И вы отвергаете их всех целиком и полностью. И этот отказ — вовсе не ход мысли, не поверхностное отторжение. Это делается не для того, чтобы что — то получить или чего-то добиться.

В.: Это как потребность получить нечто духовное?..

У. Г.: Нечего получать. Нечего находить или выяснять. Понимание того, что понимать нечего, — это все, что есть. Даже это — логическое умозаключение. Иными словами, понимать тут нечего.

В.: Тот факт, что понимать нечего, несомненен для вас, но не для меня.

У. Г.: Прежде всего, видите ли, у вас нет голода, нет жажды получить ответ на этот вопрос. Так что вы не можете ничего сделать с этим. Что бы вы ни делали, это только консервирует вас в этом состоянии и не дает вам ощутить голод. То, что вроде бы произошло со мной, — не то чтобы мой голод был утолен, крошками или целым ломтем хлеба, — скорее этот голод не нашел удовлетворительного ответа и перегорел. Все эти жаждоутолители не помогли мне утолить мою жажду. Но в моем случае каким-то образом жажда перегорела. Я перегорел, но не в том смысле, в котором вы употребляете это слово. Это совершенно иной вид бытия — перегоревший человек. Сейчас есть только нечто живое. Нет потребности во взаимодействии. На этом уровне никакое взаимодействие невозможно. Абсолютно нет никакой потребности знать или быть уверенным.

В.: Я не понимаю…

У. Г.: Представьте себе дерево. Что взять с деревьев? Они даже не сознают, что приносят пользу другим формам жизни, дают им тень… И я так же, как это дерево — я никогда не знаю, приношу я кому-то пользу или нет.

В.: Разве у вас нет простых возвышенных чувств, таких как сострадание к другим, любовь, даже вожделение? Разве не было такого, что вы видели красивую женщину и хотели заняться с ней любовью?

У. Г.: Поток желаний так быстр, что он не останавливается на этом. Что-то есть — я не сказал бы, что это более интересно или более привлекательно, — но оно изменяет это движение и требует всего внимания. Все, что происходит в каждый конкретный

момент, требует абсолютно всего внимания. В этом состоянии уже нет двух вещей — любящего и любимого, преследователя и преследуемого. То, что вы называете «красивой женщиной» (которая является идеей), уступает место чему-то еще. И приходит время, когда вы уже не можете любить ее по-прежнему.

В.: Вы имеете в виду, что когда вы видите красивую женщину, вы полностью вовлечены, притом что вам вовсе не нужно быть вовлеченным?

У. Г.: Мысли о том, что это женщина, не возникает. Вы думаете, что красивая женщина может дать вам. Мысли типа «что я могу получить от этой женщины» не возникает. Все постоянно движется. В этом нет никакого религиозного содержания.

В.: Забудем о религии. Мы говорим о красивых женщинах. Вы говорите, что они действуют на вас иначе. Вы не выказываете никаких признаков зацикленности на сексе, которую выказывает большинство мужчин в присутствии красивых женщин. И все равно они действуют на вас. Я зациклен на красивых женщинах и сексе и хочу уменьшить их влияние на меня. Как мне добиться такой же объективности в этом вопросе, как у вас?

У. Г.: Зачем вам этим морочиться? Вспомните, что…

В.: Вам не кажется, что человек, который увидел свет, должен освещать путь другим? Разве вы не ощущаете ответственности за своих собратьев? Разве это не является вашей обязанностью — поделиться с миром истиной, на которую вы «наткнулись»?

У. Г.: Нет. У меня нет способа передать это, а у вас нет способа это узнать.

В.: Да, но разве вы не хотите вдохновить окружающий мир?

У. Г.: Вдохновение — совершенно бессмысленная вещь. Нас вдохновляет столько вещей и столько людей, но действия, порожденные вдохновением, бессмысленны. Заблудившиеся, отчаявшиеся люди создали рынок вдохновения. Поэтому мне не нужно никого вдохновлять. Все вдохновенные действия рано или поздно уничтожат вас и все человечество. Это факт!

В.: Можно ли как-то предотвратить это? Разве сама жизнь не является единственной панацеей?

У. Г.: Что вы хотите предотвратить? В вас рождается и любовь, и ненависть. Я не люблю так формулировать, потому что любовь и ненависть не являются противоположными концами одного спектра, это одна и та же вещь. Они ближе, чем родные сестры.

Если вы не получаете то, чего вы ожидаете от так называемой любви, приходит ненависть. Может, вам не понравится слово «ненависть», но это апатия и безразличие к другим. Я считаю, что любовь и ненависть — это одно и то же. Я говорю это всем, где бы я ни был, по всему миру.

В.: Каждый год вы проводите четыре месяца в Америке, четыре месяца — в Индии и еще четыре — в Швейцарии. Вы не находите, что это подозрительно напоминает обычный график перемещений Дж. Кришнамурти? Он год за годом следовал почти одному и тому же маршруту.

У. Г.: Я не знаю, почему он так делал. Мои перемещения диктуются погодой. Когда в Индии жарко, я еду в Швейцарию. Когда в Швейцарии холодно, я переезжаю в Калифорнию, а потом снова в Индию.