Умельцы

Константинов Андрей Дмитриевич

Матвеев начал подниматься… живучий все-таки мужик.

— Скоро будут, — сказал, выйдя из комнаты, Купцов. — Нашел?

— Под столом. Висит на петлях. Выхватывать удобно. Да и прямо из-под стола можно стрелять… ловко.

Матвеев сел на корточки, привалившись спиной к стене, помотал головой.

— А ну-ка, давай сюда ручки, Сашок, — сказал Петрухин.

Он стоял над Матвеевым, доставал из кармана наручники. Саша Т. безвольно опустил голову. Кажется, он был еще не способен воспринимать происходящее.

— Давай-давай, золотце, ручки, — повторил Петрухин.

Саша Т.

резко оттолкнулся от стены, ударил Димку головой в живот, руками одновременно подхватив его под колени. Перед глазами Петрухина мелькнул потолок, абажур… он врезался затылком в Лену. Матвеев распрямился, как пружина — рывком. Ринулся к двери.

Петрухин подставил ногу. Саша Т. упал. Вскочил. На плечи ему прыгнул Купцов. Саша развернулся, с силой впечатал Леонида спиной в дверной косяк. Снова закричала Лена, охнул Купцов. Он не выпускал Сашу, но Матвеев извернулся, изловчился — стряхнул с себя Леонида.

— Стой! — закричал Петрухин. — Стой, стрелять буду!

Стрелять ему было не из чего. Да и права такого он не имел… то, что происходило сейчас в квартире, было в самом лучшем случае (если прокурор добрый) самоуправством. На самом деле действия Петрухина и Купцова содержали признаки нескольких тяжких преступлений.

— Стой! Стрелять буду! — прокричал Петрухин, жалея уже, что не взял трофейный, «чеченский» ПМ. Он ощущал свою вину за происходящее… Если бы он сразу упаковал Сашу Т. в наручники!.. Впрочем, Петрухин был убежден, что, даже упакованный в «браслеты», Саша Т. все равно попытался бы бежать. Точно так же, как зверь, попавший в капкан, все равно пытается уйти, уползти с капканом на перебитой лапе. — Застрелю, на хер! — дико выкатывая глаза, заорал Петрухин.

А Саша Т. уже тянулся к ружьишку под столом. И вот-вот кухня и прихожая должны были наполниться грохотом, визгом картечи, запахом пороха и горячей крови.

Купцов схватил первое, что попалось под руку — попалась тарелка, — и швырнул в Сашу Т. Тарелка ударилась в стену в нескольких сантиметрах от головы Матвеева, разлетелась десятками брызг, обожгла кожу лица, шеи.

И Саша Т. не выдержал!.. Не выдержал. Он тоже был всего лишь человек. Возможно, он принял «взрыв» тарелки за выстрел… возможно. Мы этого не знаем.

Матвеев отпрянул от стола, оставив свою попытку достать оружие. Он пригнулся, стремительно совершил разворот на сто восемьдесят и… прыгнул в окно!

Он прикрыл лицо руками, согнутыми в локтях, и прыгнул.

В темном стекле образовалась еще более темная дыра, окруженная острыми зубьями оконного стекла… Снизу донесся звук. Звук удара человеческого тела об асфальт. И хрумкий перезвон бьющихся кусков стекла. Из дыры потянуло холодным ветром.

Петрухин вскочил и бросился из квартиры. Он бежал, перепрыгивая через ступени. Вниз! Вниз, вслед за Сашей Т. Петрухин бежал и вспоминал, как однажды в молодости сам прыгал в окно. Вернее, прыгать в окно доводилось не единожды, но с четвертого этажа — впервые. Дом был «хрущевский», потолки низкие. Но — четвертый этаж. Тогда в адресе накрыли одного налетчика. Накрыли, по правде говоря, случайно. Но налетчик — Слон его звали, — недолго думая, сиганул в окно. Петрухин

прыгнул вслед за ним. Удивительно, но оба остались живы-здоровы, и — более того — Петрухину пришлось еще метров сто бежать за Слоном по улице.

Петрухин выскочил из подъезда. Моросил мелкий дождь, холодил горячее лицо. Дмитрий рванул под арку, выскочил на улицу. Битое стекло блестело в слабом свете уличного фонаря. В центре этой россыпи стояла лужа густой черной крови, лежал домашний тапок.

Саша Т. медленно шел по улице. За ним тянулся кровавый, черный след. Саша зажимал руками горло, его качало. Его качало, но он шел… Завизжала попавшаяся навстречу Матвееву девушка, заскулил пудель на поводке. Саша Т. шел, качаясь, по улице, и босые ноги оставляли кровавый след.

Петрухин догнал его легко, быстро. Он посмотрел Саше Т. в глаза и понял, что наручники больше не нужны. Саша зажимал руками длинную резаную рану на горле и груди. Из-под рук текла кровь. Кровь текла толчками, но с каждой секундой толчки становились слабее. Разрезанная в нескольких местах футболка Матвеева обильно пропиталась кровью. Джинсы тоже были вспороты, кровь текла по ногам.

Матвеев посмотрел на Петрухина и криво ухмыльнулся.

— Саша! — ударил сзади крик. — Сашенька!

Матвеев обернулся, и его повело. Петрухин придержал Сашу Т. за локоть. Лена подбежала и, оттолкнув Петрухина, прильнула к Матвееву. Саша Т. медленно осел на асфальт. Лена опустилась рядом. В своем алом халате она выглядела гораздо более окровавленной, чем Саша.

Шел дождь, горели яркими брызгами несколько крошек битого стекла, застрявшие в футболке Матвеева. Плакала и быстро, сбивчиво говорила что-то женщина…

— Не умирай, — говорила женщина. — Саша, не умирай. Сашенька, потерпи. Потерпи, родной. Скоро будет «скорая». Не умирай, Саша. Я с тобой. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, САША.

Петрухин вытер с руки липкую черную кровь.

«Скорая» приехала через одиннадцать минут. Саша Т. был уже мертв.

Глава двенадцатая. Строгов

— На, — сказал Брюнет и сунул в руки Игоря Строгова стакан коньяку. — На, выпей. И прекрати размазывать сопли.

Строгов кивнул, вцепился в стакан. Руки у него дрожали, и по поверхности коньяка бежала маленькая рябь, отбрасывая на бледное лицо Игоря зайчики.

— Пей, мудила, — сказал Брюнет.

Строгов снова кивнул и поднес стакан к кубам. Он пил, давился коньяком, и смотреть на него было неприятно. Судорожно дергался кадык под небритым подбородком. Петрухин, Купцов и Брюнет смотрели на него молча.

Строгов допил стакан до дна, вытер рот рукой. Этот жест никак не соответствовал имиджу заместителя директора солидной фирмы, бывшего морского офицера. Жест был мужицкий, кабацкий, НЕОПРЯТНЫЙ.

Купцов налил в стакан минералки.

— Спасибо, — сказа Строгов. — Спасибо большое.

Он отпил воды, снова вытер рот и поставил стакан на стол.

— Что теперь будет? — спросил он. — Что же теперь будет?

— Не ной, — сказал Брюнет грубо. — Не ной, не мальчик. Раньше нужно было думать, Игорек.