Умереть, чтобы угодить
Шрифт:
— Нет, вряд ли, — с сомнением протянул Рэндалл. — Вот бы увидеть его лицо… Нет, не припоминаю. А в чем дело?
— Он звонил вашему отцу в день убийства из телефонной будки в «Галлериа-сентер».
Барбара вздрогнула, как от укуса.
— Вы хотите сказать, он может оказаться убийцей?
— Такое предположение я пока сделать не могу, — невозмутимо откликнулся Кахилл. — Хотел бы, но не могу. Но ваш отец мог бы предупредить этого человека о том, что ждет гостя, или упомянуть в разговоре еще что-нибудь. Я был бы
Все вновь устремили взгляды на фотографию, словно сосредоточенность могла извлечь из глубин мозга ускользающее воспоминание. Мужчина на фотографии был подтянутым, в светлом костюме, с аккуратно подстриженными светлыми волосами — или белокурыми, или седыми. Он повернул голову так, что камера зафиксировала только линию его левой скулы и щеки. По такому снимку узнать его мог бы только близкий знакомый.
Сара подала Кахиллу чашку кофе и наклонила голову, всматриваясь в фотографию.
— Он в костюме, — заметила она. — В прошлую среду было тепло.
Рэндалл и Джон одновременно насторожились.
— Слишком тепло, чтобы надевать пиджак, — подхватил Джон, — разве что тем, кто на работу обязан являться в костюмах.
Барбара озадаченно нахмурилась:
— Ну и что?
— Значит, он «белый воротничок», — объяснил Кахилл. — Служащий. Профессионал.
Барбара вздохнула:
— Все друзья отца — служащие.
— Бывшие служащие, — поправила Сара, — в отличие от этого человека.
— Стало быть, он моложе папы, но это и так ясно. Или же он сделал подтяжку. — Барбара обвела пальцем четкую линию подбородка.
— Итак, подытожим, — вмешался Кахилл. — Неизвестный моложе вашего отца, не старше пятидесяти лет, профессионал. Волосы у него скорее всего седые или седеющие русые. Он в хорошей форме, подтянут, ростом около шести футов. Никто не вспоминается?
Все с сожалением покачали головами.
— Если что-нибудь вспомните, сообщите мне. — Кахилл убрал снимок в конверт. — Не ограничивайтесь близкими друзьями — этот человек может оказаться просто знакомым вашего отца.
— Папиных знакомых лучше всех знает Сара, — сообщил Джон. — Все мы давно живем в других городах, поэтому понятия не имеем о людях, с которыми он познакомился недавно. — Он вздохнул. — Недавно — то есть за последние десять лет.
— Нет, больше, — поддержала Барбара. — Мы с Дуайтом переехали в Даллас еще до рождения Шона, а ему девятнадцать. Получается больше двадцати лет. Боюсь, мы ничем не сможем вам помочь, инспектор. Ваша единственная надежда — Сара.
Все повернулись к Саре, а она покачала головой:
— У судьи было множество знакомых. Вечно он кому-нибудь кивал, а потом признавался, что не помнит его имени. Но он рассказывал только о близких друзьях.
— Значит, если этот тип, — Кахилл похлопал по конверту, — больше не позвонит, мы в тупике.
— Боюсь, да — по крайней мере, так мне кажется. Может
— Обязательно проверю. — Кахилл обвел взглядом остальных. — Мне пора на работу. Может, я чем-нибудь вам помочь?
Барбара печально улыбнулась:
— Мы просто собираем фотографии и личные вещи, которые увезем с собой. Спасибо вам. Я уверена, вы сделаете все возможное, чтобы найти убийцу.
— Конечно, мэм. — Он посмотрел на Сару. — Вы не проводите меня до машины, мисс Стивенс?
День был теплее предыдущего, но Сара на всякий случай набросила куртку. Солнце ярко светило, оттеняя свежие весенние цвета: розовый — азалий, нежно-зеленый — молодой листвы, сиреневый — кизила. Сара прищурилась от слепящего света и приставила ладонь козырьком ко лбу.
— В чем дело, инспектор Кахилл?
— Ни в чем, просто хотел минутку побыть с тобой. Какие у тебя планы на сегодня? Дом выставят на продажу? Что же будешь делать ты?
— Пока останусь здесь. Все они сегодня днем уезжают, а мне придется упаковывать вещи и готовить дом к продаже.
— Ты останешься здесь? В этом доме?
— Так мне будет удобнее присматривать за ним.
— И ты не боишься жить здесь одна?
— Меня беспокоит только, что судья мертв. Мне страшно входить в библиотеку, потому что я видела его там и чувствовала… запах. Но оставаться здесь одна я не боюсь. Думаю, убийца сводил счеты именно с судьей, хотя и не знаю почему. Значит, мне ничто не угрожает. — Она сделала паузу, удивленная выражением, промелькнувшим на лице Кахилла. — Или угрожает? Ты чего-то недоговариваешь?
— Нет, ничего. Думаю, ты в безопасности. Просто ты смелее многих. Мало кто из мужчин согласился бы жить один в Доме, где произошло убийство.
— А кто сказал, что мужчины смелее женщин? Услышав вызывающие нотки, Кахилл усмехнулся:
— Никто. Мужчинам просто свойственно делать глупости — из гордости. Итак, я признался, что все мы кретины. Может, за это согласишься сегодня поужинать со мной?
— Поужинать? С кретином?
— Ты только представь, как это будет забавно.
— Твоя правда. — Она улыбнулась. — Тогда я не прочь, в какое время и куда мы идем?
— В половине седьмого, в какое-нибудь демократичное место — если тебя это устраивает.
— Демократичность будет в самый раз.
Садясь в машину, Кахилл подмигнул ей:
— Увидимся в половине седьмого.
С легким сердцем Сара вернулась в дом. Она все еще оплакивала судью, но понимала, что жизнь продолжается: самое неприятное в расхожих фразах — их справедливость. Невыносимая боль и подавленность понемногу отступали, она уже смотрела вперед, думала о будущем. Ей предстоит разобраться с делами и найти работу. Но прежде всего — поужинать с Кахиллом.