Умереть, чтобы жить
Шрифт:
Оспаривать нужды работодателя Павел явно не хотел, потому сменил тон на более дружелюбный:
— Хорошо, давайте позже. Куда мне подъехать?
Встречаться с кем-то снова в кофейне, где сидела с Людмилой, Ника не хотела — не хватало еще, чтобы официантка ее запомнила и начала присматриваться, с кем она приходит. Потому пришлось назначить свидание в ущерб себе — в ГУМе. «Заодно прогуляюсь оттуда пешком».
Подхватив пакеты, Ника направилась домой, гадая, почему так и не звонит Людмила. Возможно, у нее появились
До встречи с Павлом оставалось больше трех часов, но за это время Ника хотела не только привести себя в порядок, но и просмотреть еще кое-какие материалы, собранные в интернете. И именно это ее подвело. Погрузившись в работу, Стахова переставала чувствовать время, и когда спохватилась, мыть голову было уже поздно — оставалось только что-то надеть и бежать ловить такси.
Чертыхаясь и путаясь в джинсах, она пыталась одновременно одеваться, причесываться, бросать в сумку блокноты и карандаши… Все, разумеется, валилось из рук.
— Так, Ника, успокойся! — рявкнула она на свое отражение в большом зеркале. — Некрасиво приходить на встречу в разных носках!
Немного успокоившись, она собралась и вышла из квартиры на лифтовую площадку. В этот момент ей показалось, что на балконе, который вел к лестничным маршам, кто-то стоит, но у Ники не было времени выяснять это. Из подъезда она выскочила, едва не сбив консьержа, на ходу буркнула извинения и побежала на дорогу, отчаянно размахивая рукой, чтобы привлечь к себе внимание таксистов.
«Ну, что за жизнь? — думала она, уже сидя в машине и будучи уверена в том, что не опоздает. — Опять несусь куда-то, что-то вынюхиваю. Зачем я вообще сюда вернулась? Не могла прожить без журналистики? Вот я снова журналист — и что? Много счастья?»
Эти мысли были прерваны мрачным сообщением с переднего сиденья:
— Приехали, дамочка.
Ника сунула таксисту деньги и вышла.
Встретиться с Павлом они договорились возле билетных касс — так было проще. Ника почему-то безошибочно из трех стоящих там мужчин выбрала именно того, что ждал ее. Это был бородатый худой мужчина лет тридцати пяти в больших очках, серой рубашке с короткими рукавами и легких голубых джинсах. В руках он держал коричневую пухлую папку. Ника сразу подошла и спросила:
— Вы Павел?
Мужчина окинул ее взглядом и кивнул:
— А вы, очевидно, Вероника?
— Не знаю, почему это очевидно, но я Вероника, — он ей не понравился, Ника поняла это с первого взгляда и даже вопросов никаких задавать этому самовлюбленному и явно высокомерному человеку она не хотела. Но делать это придется — Бальзанов настаивал на разговоре с детективом.
Павел, очевидно, почувствовал ее напряжение и неприязнь, но вида не подал:
— Думаю, нам будет удобнее где-то в кафе. Как вы смотрите
— Мне все равно.
— Тогда идем туда.
Они расположились за столиком у стены, заказали кофе, и Павел открыл папку:
— Ну, что, давайте я расскажу, что мне удалось накопать за это время. Записывать будете?
— Будет видно, — уклонилась Ника, хотя блокнот достала, — вы говорите, я по ходу решу.
Он удивленно посмотрел на нее:
— У меня больше не будет времени для встреч с вами.
— Не заплачу, — заверила Стахова не совсем любезно, — у меня хорошая память, все, что сочту необходимым, я зафиксирую.
Детектив покачал головой и начал рассказывать, то и дело заглядывая в свои записи. Ника слушала и понимала, что большую часть материалов она уже отработала сама — что-то по рассказам Людмилы, что-то нашла в интернете. И только за одну фразу она зацепилась:
— …парню сейчас двадцать четыре года, насколько я понял, с матерью он не виделся.
— Стоп-стоп! Какому парню и с какой матерью? — перебила она.
— А я не сказал? У Луцкой есть взрослый сын. Знаете — ошибка молодости, родила в пятнадцать лет, он у ее матери воспитывался.
— Погодите… и что — об этом никто не знал? В смысле — никто в тусовке?
— Я так понял, что нет.
— А сам Луцкий?
— С Луцким мне пока встретиться так и не удалось. У меня сложилось впечатление, что он избегает любых контактов, заперся в загородном доме и никуда не выходит.
— Мне кажется, это по-человечески понятно. Все-таки у него жена погибла, пусть даже они вместе и не жили.
— Да, я тоже так подумал, потому оставил беседу с ним до более удачных времен.
— А домработница? Юлию вы опросили?
Павел взъерошил волосы и признался:
— А вот тут начинается самое непонятное. Я договорился встретиться с ней вчера, место выбрали, я приехал, прождал ее больше двух часов — ну, мало ли, пробки, еще что. Она так и не пришла. А вечером позвонил ей домой, так подружка, с которой она квартиру снимает, сказала, что Юлия с утра собрала часть вещей и уехала, даже телефон не взяла, так и оставила на тумбочке. Пропала. Я попытался поискать через аэропорты и вокзалы — ничего, гражданка Гриневич Юлия Михайловна билетов не покупала и никуда не выезжала.
Ника задумалась. Исчезновение домработницы, нашедшей тело Натальи, было весьма некстати — именно от нее она надеялась получить какую-то информацию о следах на теле и общей обстановке в квартире.
— Так, может, она и не уезжала никуда? Просто съехала с квартиры? Ну — другую сняла, например?
— Возможно. Но чтобы это проверить… — Павел развел руками.
— Да, действительно… Ладно, оставим это. Вы мне лучше про сына Луцкой подробнее расскажите.
Павел сделал большой глоток кофе, откашлялся, как диктор перед выступлением, и начал: