Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу
Шрифт:
Кстати, о «голубях»… Они действительно с виду походили на больших красных голубей. Это были странные создания, которые тяготели к людям, никогда не пытались нанести нам вред, но всякий раз – в силу невероятно высокой температуры тела – служили причиной пожара. Как правило, они поджигали бесценные для жителей пустыни штабеля кизяка, соломенные брикеты или камышовые циновки и маты.
Кизяк приходилось поливать водой, а ее у крестьян было слишком мало. И они всякий раз упрашивали нас пустить в ход заклинания страха, чья сила от частого употребления постепенно тает. И нам приходилось искать новые заклинания,
Да, у нас было жилье – выделенная общиной странная помесь глинобитной джунгарской сакли и фаньской саманной фанзы (вернее, фан-цзы). Талантливо придуманный и умело выстроенный – хоть и жалкий с виду – дом надежно держал тепло стылой зимою и сохранял живительную прохладу раскаленным летом. Однако ни единой травинки не росло рядом с ним на окаменелой от жары и сухости земле, ни кустика нигде не торчало. Только пыльное, чахлое деревце кизила в затененном углу тесного дворика. Настя трогательно заботилась о деревце – если б не она, кизил давным-давно бы засох. Бросишь один-единственный взгляд из оконца – и уже довольно, чтобы ощутить грусть, печаль и тоску по родным краям.
Как только Настя забиралась на циновки и ужиком заползала ко мне под покрывало, она обнимала меня крепко, прижималась грудью и животом, словно пытаясь слиться воедино. И не первую ночь она шептала чуть слышно, пытаясь утаить свои сокровенные мысли от остального мира:
– Я хочу родить от тебя ребеночка. Тут его никто не тронет. Ему здесь будет хорошо…
Что я мог ей ответить? Что уже сейчас мочи нет оставаться на чужбине, а так долго, как ей бы хотелось, – и вовсе немыслимо? Что тоскую по бескрайней зеленой тайге, по бурным рекам, пробившим себе путь сквозь скальные утесы, и глаза бы не глядели на здешние тоскливые, безрадостные пейзажи – серое на желтом, желтое на буром? Что этот дом для меня – тюрьма, хоть и без стальных дверей и решеток? Что лучше пасть в бою, сражаясь плечом к плечу со своими братьями, чем долгую сытую жизнь доживать здесь, предав все, что мне дорого?
– Ты же мечтаешь продолжить славный род Пришвиных, – уговаривала Настя. – И я рожу тебе маленького и-чу, которого ты научишь всему-всему. Ты передашь ему семейные тайны, которые иначе умрут вместе с тобой. Ты откроешь перед ним секреты Гильдии, и он станет самым сильным…
Я отмалчивался. Иногда мне удавалось закрыть ей рот поцелуем. Это был единственный способ остановить Настину атаку, не обидев ее. Но чаще я просто-напросто стискивал зубы и был нем как рыба, терпеливо ожидая, когда запал иссякнет и девочка моя замолчит. Однако сегодня она никак не могла угомониться.
– Мы вырастим его и вернемся на родину. – Она никогда не говорила «домой», потому что ее дом был тут. – Мы вернемся и поможем твоим друзьям…
– Тогда уже некому будет помогать, – вырвалось у меня.
Настя замолкла, отвернулась, зарыла голову в подушку. Лопатки ее ходили под ночной рубашкой, сотканной из синского шелка – тоньше лунного света. Плачет, что ли? Ничего не слышу. Дышит вроде бы ровно. Черт подери…
– Я обидел тебя, детонька? – Я дотронулся до ее плеч, приобнял, потянул на себя, целуя затылок, томительно
– Мне страшно, Ига, – сказала Настя и прижалась виском к моей щеке. – Сейчас я поняла… Мы никогда не сможем жить по-человечески, для себя. Мы не сможем просто жить. Ты приговорен от первой до последней секунды бороться со всем миром и рано или поздно погибнуть. И я – вместе с тобой.
Ли Хань впервые взял меня охотиться на пустынщика. Он тщательно готовился к походу, подбирая оружие, снаряжение и логический инструментарий. От моей помощи он наотрез отказался:
– Поздно учить рыбу летать. Пусть лучше ходит в глубине.
Не могу сказать, что я его понял. Не в первый раз старик загадывал мне загадки, и каждый раз я ломал голову, на каком смысловом уровне искать ответ: лежит ли он на поверхности или надо зарыться в глубь аллегорий, метафор и гипербол, а то и вовсе пойти от противного.
Мы нашли охотничьи угодья пустынщика по обглоданным скелетам верблюдов и грудам человеческих костей, выброшенных чудовищем из глубин песка вместе с сухими шарами помета, – его подземная стихия должна быть идеально чиста. Это его воздух, его вода, его дом, сад и мастерская.
Пустынщики строят свои «замки» на глубине, скрепляя песок липкой слюной. Попадая на воздух при раскопках, эти постройки тут же разрушаются. Никто из и-чу так и не узнал, для чего «замки» нужны, каков их первозданный вид. Некоторые фаньские мудрецы считают, что они служат для украшения жизненного пространства пустын-щиков. На мой взгляд, это не более чем красивая легенда. Я согласен с Ли Хаем, который уверен: чем краше «замок», тем скорее самец привлечет самку в брачный период.
Нам не надо было искать гнездо чудовища в недрах пустыни. Уж коли мы появились в его охотничьих угодьях, пустынщик сам придет к нам. Нужно только набраться терпения и подождать.
Мы встали на участке твердой почвы, где из песка выступала вершина небольшой скалы. Наличие такого пятачка – главное условие удачной охоты. В песках даже лучший из лучших и-чу обречен. Слишком внезапно нападает пустынщик, который беззвучно плывет в глубине песка, подгребая костяными ластами, руля костяным, членистым хвостом.
– Чем больше думаю, тем меньше понимаю, – неспешно заговорил Ли Хань, поглаживая кисть на конце расшитого кушака. – Отчего тебе, славному воину И-Го из знатного рода Пи-Швин, пришлось бежать, бросив фан-цзы предков и высоко задрав полы халата? Тысячу лет жили северные и-чу в стране дикого леса и отлично приспособились к его опасностям. И не однажды эра покоя сменялась эрой перемен. Что случилось? В одночасье мир перевернулся и люди стали ходить на руках?
Он пристально смотрел на меня, прищурясь, и лицо его приобрело лукавое выражение.
– Ты смотришь в глаза соратника и видишь глаза кобры. Что может быть страшней?.. Среди нас вдруг оказалось слишком много змей, – после долгого молчания произнес я. – Ты хочешь пожать руку – тебя кусают. Желаешь взять кусок хлеба – тебя кусают…
– Ты говоришь как истинный мудрец, – покачал головой Ли Хань, – а потому я опять тебя не понимаю. Объясни мне: змеи объединились с людьми или люди обратились в змей?