Умереть за любовь, убить за любовь…
Шрифт:
Дейв уплетал жаренную с луком картошку, словно не ел дней десять. Масло блестело на его пухлых губах, обрамленных редкой щетиной, и Робин, и без того чувствовавшую себя не лучшим образом, начало подташнивать от одного взгляда на него. Хотя, надо было признать, готовил он действительно хорошо. Для тех, кто любит слишком жирную, зажаренную до черноты еду.
Жутко хотелось спать. Сейчас, вдали от барного шума, тишина давила, а мысли, которых она так хотела избежать, готовы были снова напасть на ее и без того растревоженные мозги, словно стайка пираний.
– Расскажешь? – вздохнула девушка. Ей было неинтересно. Но все лучше, чем гробовое молчание.
– Я был там, откуда не возвращаются, Робин. – Дейв смотрел на нее слишком серьезно, чтобы захотелось посчитать это за шутку.
– Женился, что ли? – глупо пошутила девушка, но, наткнувшись на суровый взгляд напротив, притихла.
– Видишь вот это? – он наклонил голову пониже и провел рукой по длинным, почти до плеч, волосам. Чуть выше правого уха красовался большой изогнутый шрам, уже затянувшийся, но явно свежий. Страшно было даже подумать, что кто-то мог выжить после такого удара.
– Что случилось? – прошептала Робин. Тошнота усилилась. В памяти всплыло мертвенно бледное, такое знакомое и любимое, лицо, и на глаза навернулись слезы.
– Влез, куда не надо было. Даже не помню толком, как это произошло, говорят, пьяный был и вступился за какую-то деваху – и сдалась она мне?! В итоге, я в больнице с проломленным черепом, а они… Покажи мне их сейчас – не узнаю. Вот так вот.
– Ты был в коме? – прошептала девушка. Вдруг дико захотелось есть, и она накинулась на так брезгливо ковыряемую прежде картошку с луком.
– В коме, на том свете. Везде, – ухмыльнулся Дейв.
– На том свете? Ты… что-то видел? Типа, свет в конце тоннеля, твое тело на кровати…
– Я не видел – я там был, – упрямо повторил молодой человек и, увидев ее нахмуренные брови, ухмыльнулся. – Трудно поверить. Но это так.
Дейв поднялся из-за стола, с сожалением кинул взгляд на опустевшую грязную сковороду и начал рыться в бумагах. Уже через минуту он вернулся, кинул перед Робин стопку приглашений, отпечатанных на черной бумаге. Приглашений на его собственные похороны.
– Я думала, мне показалось, – пробормотала девушка и подняла взгляд на молодого человека, все еще нависающего над ней своей глыбоподобной тушей.
– Не показалось, – хмыкнул Дейв и положил перед ней планшет с треснувшим экраном. – Смотри.
Робин как завороженная листала галерею фотографий, периодически поднимая взгляд на стоявшего рядом мужчину, чтобы удостовериться, что ей это не снится. Она даже на автомате потрогала его за руку. Слишком невероятным казалось все происходящее.
– Ты… Что это? Как… – Мысли путались, не желая формироваться в слова. – Как это возможно?
Фотографии, словно кадры фильма ужасов, кричали о том, что Дейв действительно умер. Умер и… воскрес? Нельзя было спутать ни с чем эту бездыханную фарфоровую маску, это лицо, по которому
– Я бы сам не поверил. – Дейв наконец-то уселся обратно за стол напротив, подперев подбородок кулаком. – Но вот я был там – и вот я здесь. И, если хочешь, я могу помочь тебе вернуть его…
– Его? – Сердце остановилось на мгновение, а потом затрепетало, словно колибри. Быстро-быстро.
– Габриэля.
Глава 2. Довериться чувствам
«Я могу помочь тебе вернуть его… Габриэля».
Это слова крутились в голове Робин, не отпуская ни на секунду.
Она вернулась домой под утро и жутко устала, но сон не шел. Да и как тут спать, когда перед ней вдруг открылась страшная, пугающая, дикая, невероятная, совершенно бредовая возможность вернуть любимого с того света?
До обеда девушка просто лежала на полу, закинув ноги на диван, и смотрела в потолок, щурясь от лучей солнца, заглядывающего в неприкрытые шторами окна. Тишина, которая раньше давила на голову, расплющивая ее до толщины струны, звеневшей от малейшего колебания воздуха, сейчас стала спасительным вакуумом, поглотившим любые другие мысли.
«Я могу помочь тебе вернуть его… Габриэля».
Какой ненормальный отважится на это? Насколько надо быть психически нездоровым, насколько не любить и не ценить свою собственную жизнь, чтобы ради другого человека добровольно лечь в гроб?
К двум часам Робин немного ожила – время, когда открывается бар у Митча. Своими дурацкими разговорами и понурым взглядом он мог расшевелить любого, раздражая той обреченностью, которая пронизывала каждое его слово, каждый вздох. Или только с ней он казался давно погребенным под грузом прежде такой любимой, а теперь надоевшей до колик в животе работой?
Наспех собравшись, девушка задержалась ненадолго у зеркала. Натянутое прямо на немытое, липкое от пота тело короткое платье было слегка помято, под глазами расплывались темные круги, волосы, распущенные по плечам, свисали жирными патлами, но сегодня, возможно, впервые за всю жизнь это не имело никакого значения. Собрав прическу в пучок и покрутив головой из стороны в сторону, Робин убедилась, что так стало еще хуже, – все внимание приковывалось к изнеможенному лицу.
Будь что будет. Затянув длинные, почти до колен, ботинки на грубой подошве, она хлопнула дверью.