Умирать не профессионально
Шрифт:
Снова была пауза. Тимур ждал хоть одного факта – и не дождался.
– А если приказ? – спросил он.
– Приказ должен исполняться, – ответил Макарыч, – стойка «смирно» и ладонь к козырьку. А уж как приказ исполнится, какой ценой – это решает командир. Пока решаю я, а потом будешь ты.
– Может, вас не отзовут? – понадеялся Тимур.
– Отзовут! – уверенно сказал Макарыч. – А главное вот что: ни при каких условиях не лезь в политику.
Этого Тимур уж вовсе не понял:
– А я разве лезу? Да тут вроде и нет никакой политики.
– Политика есть везде, – угрюмо возразил
– Вы про дурь, что ли? – догадался Тимур. – Наши-то не курят. И не колются. Это солдатики балуются.
– Пусть балуются, – сказал Макарыч, – если себя не жалко. А тебя эта тема, запомни, – никаким краем.
– Так это все из-за наркотиков?
– Это все из-за политики. А наркотики – самая большая политика. Большие деньги, они и есть большая политика. Ты это должен очень твердо запомнить. И все, что я тебе сейчас сказал, – никому.
– Михаил Макарович! – укорил Тимур.
– Ладно, друг друга поняли.
– Да, – вспомнил Тимур, – с Зятьком-то как? Вас он слушается, а я для него кто? Он же капитан.
– Он майор, – сказал Макарыч, – считай, что майор. Две реляции ушли наверх, о новом звании и о высокой правительственной награде. О Зятьке можешь не беспокоиться, его отзовут, наверное, даже раньше, чем меня. Слетал на войну, задачу выполнил, больше ему тут делать нечего.
– А награда, – не поверил Тимур, – она за что?
Макарыч посмотрел на подчиненного жестко, почти зло:
– За что у нас награждают? За боевые подвиги. За героизм в выполнении интернационального долга. Женишься с умом, и у тебя будут награды… Ладно, тема закрыта. И запомни главное: о наркотиках – не видел, не слышал, и слова такого не знаешь. Я все сказал, ты все понял.
Тимур действительно сменил Макарыча через две недели. Но того не отозвали – его убили. Обычная нелепость войны: пошел с шестью рядовыми и переводчиком в маленький горный кишлак на нужную встречу, а своя же вертушка несколькими ракетами смела деревню до основания, до скалы. Нет, как не было.
Потом, как и положено, комиссия расследовала прискорбный инцидент. Оказалось – несостыковка. Две структуры в обстановке строжайшей секретности решали каждая свою задачу: одна подготовила тайную встречу с влиятельным местным аксакалом, другая засекла опаснейшего бандита, которого выслеживала чуть не полгода. Комиссия работала неделю, еще неделю суммировала факты и делала выводы. Кто конкретно навел ракеты на свою опергруппу, точно определить не удалось, но преступная халатность была наказана: двум капитанам и одному подполковнику дали выговора, а начальника разведки предупредили о неполном служебном соответствии.
Воинской части без командира нельзя, и наутро после гибели Макарыча Тимур получил повышение: командир Отряда особого назначения. Первое дело на руководящем посту было даже не тяжелое, страшное – писать жене и дочке, что их статус изменился: старшая стала вдовой, а младшая сиротой. Мыслей не было, слов не было, ничего не было, кроме боли и стыда за то, что учителя убили, а он, Тимур, не только жив, но и здоров, благополучен и даже вырос в должности. Зашел Зятек,
– Мучаешься? – посочувствовал Зятек.
Тимур не ответил.
– Давай я напишу, – предложил Зятек, – мне полегче: тебе он был как отец, а мне как бы начальник, я же числюсь при отряде.
Тимур молча пустил его за стол, и Зятек минут за двадцать написал хорошее, мужественное, прочувствованное письмо. Гибель Макарыча была названа героической, и Тимур еще больше устыдился, что сам не додумался до такого простого и точного поворота: ведь нельзя писать близким погибшего, что их любимый человек ушел из-за бестолковости армейских служб.
– Подпиши, – сказал Зятек, – поправь, как хочешь, и подпиши.
– Ты же писал, – возразил Тимур, – да ты и званием выше.
Зятек грустно покачал головой:
– Ты командир отряда. А насчет звания разговор особый. Выпить не хочешь? Пошли ко мне, у меня есть.
Разлили водку, помянули Макарыча и ребят. Потом Зятек сказал:
– А теперь по делу. Насчет звания. Тебе неловко, и мне неловко. Поэтому давай по форме: ты командир, я подчиненный. И никаких экивоков. А звания, награды… Мы оба им цену знаем. Мой тесть мужик прямой, знаешь, как он говорит? Награды не надо заслуживать, надо вовремя оказаться там, где их выдают. Мне вот повезло, я оказался в нужном месте. Не думай, я женился по любви. Но дальше пошло накатом. Теперь меня никто не спрашивает, нужна мне карьера или нет. Все равно будет. Встал на ступеньку эскалатора, и она сама меня тащит наверх. Всем нужны свои люди. И тестю, и друзьям его, и начальникам. А я для них свой человек. Сделаю карьеру, и мне будут нужны свои люди. Как ты, как парни наши. Если выживу. И вы выживете.
Наши, отметил Тимур, и не понял, как к этому относиться. Не свой, конечно, не свой. Но хочет быть своим, и на том спасибо. Он вспомнил, с какой неприязнью отозвался о Зятьке Макарыч в том первом и последнем откровенном разговоре. Но, похоже, и сам Зятек в тот момент думал о себе не лучше.
– Скоро уеду, – сказал он, – отзовут. Навесят новые погоны и отзовут. Ну и что? Думаешь, подонки, карьеристы? Ни хрена! В том-то и дело, что ни хрена! Абсолютно нормальные мужики. И все по-своему правы. Жить-то хочется всем! В любой конторе грызутся за должность, за зарплату. А армия, она что – не контора? Та же контора. И люди такие же.
Бутылка кончилась, сорвали кепку со второй. Тимур не пьянел, Зятек тоже. Водка была просто предлогом для разговора.
– А погибших не вернуть, – сказал Зятек вместо тоста, и они выпили, – ни Макарыча, ни других. Сколько народу ушло, и никто не вернется.
Молчать все время было неудобно, и Тимур не столько спросил, сколько обозначил свое участие в разговоре:
– А кому она вообще нужна, эта война?
– Не прав, – возразил Зятек, – тут ты не прав. Она очень нужна! Война – дело государственное. У нас народ смирный, все терпит. Смирный-то смирный – а вот в очередях что говорят? Где мясо, почему водка по талонам? А когда война, такие вопросы не уместны, надо не хныкать, а родину спасать. Но главное даже не это.