Умирая дважды

– Зачем ты это сделал дедушка? – любимый тоненький голос звучал где-то рядом, но из-за звона в голове было невозможно определить направление откуда он исходил.

Темная комната расплывалась, будто вместо воздуха была мутная вода. Он попытался было подняться, но тело, вопреки его желанию, оставалось неподвижно лежать на койке. С правой стороны доносился монотонный писк кардиомонитора, дублируя удары пульса, которые, словно молот раскалывали голову. В глубине палаты виднелись очертания деткой фигуры с огромными белыми бантами.

“Прости. Я не могу так больше” – хотел было сказать Генри, но в глотку ворвался прохладный

воздух, затоптав слова и мысли и вызвав кашель. Изо рта кто-то вытащил влажную от слюней пластиковую трубку, обдавшую напоследок губы потоком кислорода. Палата улетела куда-то назад – теперь он несся по ярко-освещенному коридору. По бокам и сзади гулко стучали каблуки. Его, привязанного к койке по рукам и ногам везли в неизвестность. И хуже всего было то, что он по-прежнему жив. Боль разочарования пронзила мозг, глаза стали влажными. Последний шанс и последняя надежда исчезли. Хотя было сложно дать ответ самому себе – на что он все еще смел надеяться в этом аду? Наверное, все еще веря, что это все сон, он начал бить затылком в подушку. Злость и бессильная ярость заполнили все чувства и, вероятно, благодаря ним Генрих Веббер оставался в сознании, противясь головокружению.

– Сэр, он пришел в себя. – послышалось справа.

Они остановились. Прямо перед ним, будто из тумана возникло знакомая физиономия. Прежде спокойные и невозмутимые глаза сейчас хаотично изучали Генри. На испрещенном морщинами и оспинами лбу проступили капельки пота. Дрожащая рука ощупала горло, легонько надавливая на кадык.

– Говорить он сможет. Сможет – пробормотал себе под нос Хостер Нейвер и судорожно вытер лоб платком. Прежде само воплощение спокойствия, сейчас он не был похож на себя. Иступленный взгляд в пол, бледное похудевшее лицо. Еще недавно рыжая шевелюра нынче была седая. Перед ним был совсем не тот человек, который наводил ужас на всех, чьим несчастьем было попасть сюда. Жестокий садист и диктатор превратился в нервного дрожащего старика.

Его ассистенты снова повезли койку. Колесики стучали между плитками пола, чеканя ритм пульса и нарушая гробовую тишину. Между тем сразу трое санитаров суетились рядом, на бегу меряя давление и пульс и пичкая таблетками. Один из них даже умудрился сделать укол, метко попав в вену и когда он поймал на себе недоуменный и испуганный взгляд Генриха с гордостью сказал: “Это мой первый укол”.

Процессия на мгновение остановилась перед резными дверями из темного дерева. Огромные санитары мордовороты синхронно подскочили к ним и открыли. Оттуда дохнуло кладбищенской прохладой и темнотой, в которую они тот час же нырнули.

– Мы вовремя успели, господин. – откашлялся Хостер. – И он в состоянии разговаривать.

После яркого коридора сумрак комнаты казался тьмой кромешной, однако в углу слабо полыхал камин и Генри разглядел очертания человека, сидящего в кресле за столом.

– Надеюсь он в норме? – низким, на грани с хрипом, голосом спросил тот.

– О да, конечно. – глаза Хостера нервно бегали по полу, а руки теребили носовой платок. – И еще мы ему вкололи успокоительное.

– Я хочу, чтобы вы его развязали. – человек повернулся к ним спиной, и судя по звукам, стал переворачивать кочергой поленья в камине.

Санитары распутали Генриха, приподняли койку, так что она приняла некое подобие кресла. Он стал рефлекторно растирать запястья, хотя они абсолютно не болели.

Между тем разгоравшееся пламя все больше освещало комнату. Они находились в роскошном кабинете. Пол, потолок и пилястры были отделаны из дерева, вероятно из дуба. На стенах висело два гобелена – на одном четверо

всадников в черных доспехах летели по ночному звездному небу, на втором – кровавая баталия, в которой солдаты пожирали сердца друг друга. Массивная люстра нависала над столом, притягивая внимание, тоже была из дерева и выполнена в виде многоглавой гидры, каждая голова которой была обращена наверх и из раскрытых пастей белели обломки погасших свечей. За столом, в черном кресле с высокой спинкой сидел человек и ворочал кочергой в пламени. Но несмотря на усиливавшийся костер, здесь было по-прежнему холодно. На Генри был одет лишь только больничный халат и зубы понемногу начали выстукивать дробь. Вдобавок ко всему снова начала кружиться голова и его громко стошнило прямо себе на живот, хоть в последние пару дней он ничего не ел.

– Сильно действующее седативное средство. – запинаясь начал было оправдываться Хостер. – Это нормальная…

– Ты помнишь свои обязанности, Хост? – перебил его незнакомец.

Хостер опустил взгляд себе под ноги и из его глаз упали капельки.

– Да. – еле слышно ответил он.

– Тогда оставьте нас с доктором наедине.

Хостер замешкался на секунду и шатаясь поплелся к двери. За ним выбежали санитары и Генри услышал, как позади захлопнулись двери. Он остался наедине с незнакомцем. Холод комнаты, несмотря на разгоревшийся камин, казалось, забрался в душу.

– Вы сегодня совершили весьма эгоистичный поступок, мистер Веббер, не находите. – раздался хрип из-за спинки кресла.

– Не более эгоистично, чем наживать это все таким способом.

Человек встал, посмотрел на Генри и тому стало не по себе. Нет, его собеседник вовсе не был ужасен. Высокий, статный и широкоплечий, лет пятидесяти, он был облачен в безупречный черный костюм, белую рубашку и багровый галстук. Правильные черты лица были ничем не примечательны. Тонкие губы чуть приподняты в улыбке, под крючковатым носом. Темно-русые волосы были аккуратно уложены набок. Казалось он как никто другой подходит под роскошное убранство комнаты. Чувствовалась огромная сила и энергия, заключенная в этом человеке, он явно был здесь главный. Злость, переполнявшая Генри не дала отвернуться. Незнакомец ухмыльнулся и стал листать лежавшую на столе папку.

– Генрих Веббер, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения, уроженец Браиля, главный хирург городской клиники, приговоренный к смертной казни и казненный на электрическом стуле пятнадцатого марта две тысячи двадцать первого года. – он улыбнулся и спросил, – почему вы сегодня пытались покончить с собой, спустя неделю вашего пребывания здесь?

Генри снова встретился с ним взглядом. Большие черные глаза, казалось видели все насквозь. Обаятельная улыбка казалась ухмылкой сумасшедшего маньяка. Дыхание перехватило и доктору Вебберу не в первый раз захотелось быть действительно казненный на электрическом стуле. Они тут все издеваются что ли? Хотя ответ был уже давно очевиден. Рука сама потянулась к шее, словно пытаясь задушить. Ссадины от веревки от прикосновения будто зажглись огнем и Генри отдернул руку.

–Хм, след теперь у вас – никто не позавидует. Странгуляционная борозда. – с жуткой торжественностью объявил человек в костюме и принялся с занятым видом изучать один из гобеленов.

Дышать сразу стало легче, но неожиданно для себя Веббер сознался

– Мне было очень страшно.

– Я же говорю вам, что вы эгоист. – судя по тону незнакомец был доволен ответом, – и неужели вы сейчас ничего не боитесь?

Генри молчал.

– Обычно попавшие сюда осознают все несколько позже. Кто вам все рассказал?