Умм, или Исида среди Неспасенных

Бэнкс Иэн М.

Мне в нос ударил запах еды; до слуха донесся неровный гул голосов, сменившийся громкими радостными приветствиями.

Потупившись, я ответила с печальной улыбкой:

– Меня… просили здесь не показываться.

Дядя Мо сжал мой локоть:

– Бедняжка. – И выражение лица, и тон голоса были совершенно серьезными.

– Ничего страшного, дядюшка, – просветлела я. – Зато тебе гарантировано свободное место. Приятного аппетита. Еще увидимся.

– Постараюсь тебе помочь, Айсис, – вполголоса бросил он.

– Спасибо, – шепнула я.

Отступив на шаг назад, я развернулась и пошла к себе. Сначала, вопреки обыкновению, семенила мелкими шажками, не

поднимая головы, но потом перешла на широкий шаг и расправила плечи. Не знаю, смог ли дядюшка оценить мое актерское мастерство, но я собой гордилась.

Где-то хлопнула дверь; тут же послышались шаги. Оглянувшись, я заметила Аллана, который выскочил из особняка и заспешил через двор по направлению к ферме.

Глава 19

– Раз уж так сложилось, Исида, можешь некоторое время погостить у меня в Спейдтуэйте – для твоей же пользы. Что скажешь?

– Хм. – Я положила ногу на ногу и сцепила руки.

Мы опять собрались на совещание: Аллан, Эрин, дядя Мо и я. Было уже поздно; в конторе горели лампы. За мной посылали сестру Бернадетту.

– Во всяком случае, это вариант, – сказал Аллан. – Если надумаешь принять приглашение дяди Мо, знай, что путь назад тебе не заказан. Считай, у тебя обратный билет с открытой датой. – Он улыбнулся.

– Понятно.

Я только делала вид, что раздумываю. На самом деле мне было предельно ясно, зачем приехал дядя Мо и какие от него поступят предложения; у меня уже созрел план, как себя вести и что отвечать.

– У одного моего знакомого в Спейдтуэйте есть свой театр, – сообщил дядя Мо.

– Неужели? – удивилась я. – Настоящий театр?

– Представь себе, – подтвердил дядя Мо. – Правда, его переоборудовали под кинотеатр.

– Так-так.

А с недавних пор частично приспособили под азартные игры. Точнее, полностью, – признался дядя Мо и посветлел лицом. – Ну, не важно. Главное – в нем установлен орган. Причем, смею заверить, великолепного качества. Размерами больше экрана. Мне говорили, ты мастерица играть на органе, Исида.

У меня на языке вертелись ядовитые сравнения с Мораг, но я лишь улыбнулась и снова хмыкнула.

Очевидно, дядя Мо решил бросить в бой силы второго эшелона; щелкнув пальцами, он выразительно изогнул брови:

– А у другого знакомого, с работы, орган имеется прямо в доме!

– Неужели? – Я повторно изобразила удивление.

– Да-да, отдельно стоящий, с двумя рядами клавиш.

– С двумя? Надо же!

– Точно говорю.

– Видимо, Исида не хочет уезжать, – предположила сестра Эрин, приглаживая тугую кичку, из которой не смел выбиться ни один волосок.

– Не хочет – не надо, – рассудительно сказал Аллан. – Конечно. Конечно. – Сложив ладони домиком, он поднес концы указательных пальцев ко рту и постукал себя по губам. – Разумеется.

Я давно научилась распознавать подтекст его речей и жестов; кажется, в моем присутствии он ни разу не сказал просто «нет». Сдается мне, он и «здравствуй» может произнести с прощальной интонацией.

– Все верно, – сказал он, вытягивая одну руку в сторону Эрин. – Но с другой стороны, – другая рука симметрично вытянулась в противоположную сторону, – Сальвадор очень сильно… расстроен из-за Айсис. До такой степени, что не хочет ее видеть, как ни прискорбно. – Он одарил меня сочувственным взглядом. – Правда, само по себе это не имеет решающего значения, так как он почти не выходит из своих покоев, но когда ему хочется, к примеру, самому провести собрание или разделить с нами трапезу, тут возникают некоторые

сложности, так что мы вынуждены просить Ай на время уехать, причем с его ведома, и это… огорчает его еще сильнее. Не исключено, что он, так сказать, ощущает себя в заточении, поскольку не хочет лишний раз выходить, чтобы ненароком не встретить Ай, а из-за этого не может отрешиться от мыслей о том, что у нас произошло… Само собой разумеется, – еще один взгляд в мою сторону, – такое положение недопустимо. Следовательно… – Аллан опять сложил пальцы домиком и уставился в потолок. – Следовательно, напрашивается аргумент в пользу того, чтобы Айсис на время уехала, тогда у Сальвадора будет возможность прийти в себя, поразмыслить, разобраться в том, что случилось, а у нас, если уж говорить начистоту, – его взгляд скользнул от Эрин ко мне, – появится возможность его успокоить, чтобы можно было, так сказать, окончательно… разобраться в том, что у нас произошло. – Он закашлялся, отвлекая внимание от бессмысленных повторов.

– Понятно, – сказала я.

– Заодно и развеешься! – вставил дядя Мо.

– Пожалуй. – Я не спорила.

– Следует учесть, – заговорила Эрин, – что сестра Исида только-только вернулась после утомительных скитаний. Наверное, она безумно устала.

– Ничуть, – сказала я.

– Вот и славно, – заключил дядя Мо, как будто все уже было решено.

Я кивнула:

– Действительно, теперь я и сама понимаю, что мне лучше на время уехать, но прежде надо многое обдумать.

Аллан тоже кивнул:

– Правильно. Утро вечера мудренее.

– На том и порешим! – сказал дядя Мо.

Эрин посмотрела на каминные часы:

– Ну что ж, время позднее…

С этим никто не спорил, всех уже клонило в сон.

На выходе из конторы я вторично обшарила глазами секретарский стол, где видела список имен и адресов, но теперь поверхность была расчищена от бумажек.

Дождавшись, пока все выйдут, Аллан запер дверь на ключ.

***

У себя в комнате я сразу легла в гамак; во рту пересохло, руки вспотели, сердце колотилось. В нарастающем страхе и волнениях прошло, по моим расчетам, около двух часов, но теперь пришло время действовать, и я занервничала, как никогда в жизни.

– Господи, – прошептала я в темноту, – прости и помоги.

Мне так и не довелось услышать Голос. Я знала, что Бог меня слышит и говорит со мной: во всяком случае, такое было возможно, – нужно было только успокоить растревоженную душу. Не знаю, имело ли смысл просить Бога о помощи, ибо Они не вмешиваются в ход событий на низовом уровне, но если благодаря моей мольбе Они не оставляли попыток со мной заговорить, у меня еще оставался примерно час, чтобы выслушать Их наставления. Как бы то ни было, повредить это не могло.

Мой дед однажды сравнил обращенный к человеку Глас Божий с лунным отражением в воде: если водная гладь безупречно спокойна, луна виднеется четко, как на ладони. Если на поверхности души появилось легкое волнение, луну еще можно заметить и узнать, но она будет ворочаться и дрожать, скрывая свои черты. Если же воды души будет терзать шторм, то ясный лик луны расколется на миллион сверкающих точек, отбрасывающих ненужные пучки рассеянного света, даже отдаленно не похожего на лунный.

На водную гладь моей души обрушивались настоящие валы – стоит ли удивляться, что я не могла разобрать Глас Божий. Переживания становились еще острее, и по-детски обидчивая частица моего существа истолковала эту неудачу как знак того, что меня опять бросили на произвол судьбы. Я вздохнула.