Умница

Капьяр Александр

Нина кивнула.

– Ну, тогда вперед. Приступайте, – сказал он удовлетворенно.

Нина сунула тяжелую папку под мышку, другой рукой подобрала свою коробку и двинулась к выходу, но, сделав несколько шагов, выронила ношу.

– Э, нет, так не пойдет. – Самсонов вышел из-за стола, cклонил свой массивный корпус, подобрал папку. – Давайте-ка, я вас провожу.

Не слушая возражений, он подхватил папку вместе c коробкой и широким шагом двинулся вон из кабинета. Нина едва поспевала за ним.

В приемной, при виде их, женщина, сидевшая за компьютером, вскочила, подбежала и протянула Нине ключ:

– Это от вашей комнаты. Я Клара Федоровна. Добро пожаловать.

Марина ничего не сказала,

но, выходя, Нина почувствовала на себе ее взгляд. Если бы взглядом можно было убить, Нина уже корчилась бы в предсмертных муках. Однако Нину это только развеселило. «Сочувствую, подруга, – мысленно обратилась она к красавице. – Жизнь действительно несправедлива. Смотри: я тут только появилась, а директор мне уже коробки носит!.. Ладно, успокойся, я тебя подсиживать не собираюсь. И вообще, я здесь надолго не задержусь».

Они прошли в конец коридора, где Самсонов кивнул на дверь:

– Открывайте.

Она открыла, они вошли. Комната была совсем маленькая – стол, стул, шкаф, сейф в углу. На столе – компьютер с уходящими в стену кабелями. Все было пусто, прибрано, но Нина заметила на поверхности стола налет пыли, – видно, комнатой давно не пользовались.

– Ну вот, располагайтесь, – сказал директор, сгружая все на стол. – Если что – звоните мне, Марина соединит. Да я и сам буду к вам заходить.

Он протянул ей руку, и ее узкая ладонь исчезла в его клешне – огромной, твердой, с ощутимыми мозолями, какие бывают от упражнений со штангой. Очевидно, Самсонов занимался не только системой тайчи.

– В ваших руках теперь судьба «Градбанка», – широко улыбнулся он, глядя ей прямо в глаза. – И моя тоже.

И опять, несмотря на его шутливый тон, Нина почувствовала, что ему не до шуток.

Директор ушел, а она села на свое новое рабочее место и закрыла лицо ладонями. Свершилось. То, ради чего она пришла в этот ненавистный банк, устраивалось самым невероятным образом. Она заняла выгоднейшую стратегическую позицию и теперь была в одном шаге от своей цели.

Глава 2

Вечером Нина сидела в своей однокомнатной квартирке и наедине с собой праздновала. Праздников было целых два. Во-первых, у нее были все основания отметить решительный прорыв в ее вредительских планах в отношении «Градбанка». Другой праздник она за праздник не считала; дело в том, что это был день ее рожденья – ей исполнилось двадцать семь лет.

Она сидела, забравшись с ногами в любимое кресло. Мягкий свет от торшера создавал уют; рядом, на столике, стояла на треть опустошенная бутылка «Мерло», на блюдце – сыр и печенье. Что еще нужно одинокой деловой женщине, чтобы отметить свои праздники? Вдобавок к этому в углу мерцал телевизор – по давнишней привычке Нина держала его включенным, но без звука. Мелькание немых картинок занимало глаза, помогало расслабиться.

Отец звонил, поздравил; условились, что Нина заедет к нему в субботу. Нине показалось, что голос у него напряженный, хриплый. Неужели он опять пьет? От этой мысли у нее защемило сердце.

Звонили и две подруги, оставшиеся у нее от студенческих лет. Обе были прочно замужем, с детьми. Хотели собраться, но так ни о чем и не договорились. В последние годы подруги упорно пытались ее сосватать, и Нина уже избегала с ними встречаться, опасаясь, что придется мучительно поддерживать беседу с каким-нибудь очередным «сослуживцем мужа» или «случайно зашедшим знакомым». Все эти женихи были, возможно, не так уж плохи, но вот беда – Нина приходила в ужас при мысли о каких-то отношениях с ними.

На экране, энергично жестикулируя, говорил о чем-то президент страны. «Вот с кем я бы познакомилась, – сказала Нина вслух телевизору. – Уверена, что он не чета тем, которые у меня были. Вот

я какая: подайте мне президента, на меньшее я не согласна!» Она наполнила бокал, подняла его и чокнулась с бутылкой: «Ладно, президентша, с днем рожденья тебя еще раз!»

От вина изображение в телевизоре немного утратило четкость, и мысли тоже поплыли. Как всегда в таких случаях, ей вспомнилась мама, школьные годы.

Нина выросла в хорошей городской семье. Отец, Евгений Борисович, был строителем, главным инженером строительного треста. Мама преподавала французский язык в институте. Жили в просторной трехкомнатной квартире, которой по тем временам позавидовали бы многие.

Нина всегда была способной, училась легко, особенно выделялась по математике. «Это у тебя от меня», – самодовольно говорил отец. Он научил Нину играть в шахматы и сам по вечерам садился с ней за шахматную доску. Однако скоро эти сеансы перестали доставлять ему удовольствие, потому что Нина стала у него выигрывать, и только большими усилиями ему удавалось добиться ничьей. Он хотел записать ее в шахматный кружок, но мама воспротивилась: «Что это за занятие для девочки? Я не допущу, что Нина стала какой-то чудачкой, синим чулком!» Вместо этого девочке было предложено на выбор: заняться фигурным катанием или теннисом. Нина выбрала теннис.

Выбор был удачный: теннис Нине давался, она бегала на тренировки с удовольствием. Худая, фигуркой походившая на кузнечика, она летала по корту стремительно, оказываясь в нужную секунду в нужном месте. Ее заметил тренер, стали выставлять на районные детские соревнования. Сразу проявилось то, что отличало ее от других: она играла расчетливо, видела ситуацию на два удара вперед и нередко ставила в тупик тех, кто был явно сильнее ее.

Ее теннисная карьера оборвалась внезапно. Случайно она подслушала в раздевалке разговор двух других девочек, одну из которых она только что разгромила. Речь шла о ней, Нине. «Вот ненормальная, так выкладывается! – говорила побежденная. – Как будто кому-то нужен этот дурацкий кубок. Я, например, пришла в теннис не за этим». Они захихикали. Нина смутно догадывалась, зачем другие девочки играли в теннис. Вокруг них крутились мальчики, теннис давал много возможностей для того, чтобы «кадриться» – как говорили мальчики, да и девочки тоже. Та, которую она услышала в раздевалке, была хорошенькой, ее стройные ножки в белой юбочке манили многих, и с ней «кадрились» не только сверстники, но и парни постарше. А с Ниной – никто и никогда. «Да что с нее взять, она же уродина. – услышала Нина. – Таким только кубки выигрывать. Кому она нужна? Ты видела ее коленки? Ужас!»

Они ушли, а Нина сидела в оцепенении, переваривая услышанное. Все правильно, она уродина. Она подошла к зеркалу, осмотрела свои колени. На тощих, непропорционально длинных ногах они выглядели какими-то чужими, огромными. Действительно, ужас. По дороге домой Нина забросила ракетку в первый попавшийся мусорный бак, а дома, ничего не объясняя, заявила, что в теннис больше играть не будет.

И не играла – лет десять. Но уже после окончания института, случайно оказавшись возле стадиона, услышала из-за зеленой изгороди стук мячей, голоса. Повинуясь внезапному желанию, зашла, взяла напрокат ракетку, постучала у стенки. С тех пор Нина приходила на корт регулярно, играла с незнакомыми людьми. Оказалось, что рука и тело не забыли уроков тенниса, полученных в школьные годы. Со времени детской угловатости ее фигура выправилась, и теперь никто не стал бы смеяться над ее коленями. То один, то другой мужчина пытался завести с ней знакомство, но, натолкнувшись на глухую стену, отходил в сторону. Однако в игру ее брали охотно, потому что играла она хорошо – серьезно, сосредоточенно, напористо. По-мужски.