Умри, а держись! Штрафбат на Курской дуге

Кожухаров Роман Романович

– Эх, ни за что Потапыч гибнет… – словно читая мысли командира, тяжело выдохнул вслух свою думу Дерюжный.

– Так не бывает, чтобы ни за что… – сурово ответил старший лейтенант. – Ты танк вот тот подбитый видишь? То-то же… а он фашистом битком набит. А ты говоришь ни за

что… Ты это, Семеныч, давай бегом по отделениям. В контратаку пойдем. Пока эти гады на месте топчутся. Встретим их по-сталинградски…

– По-сталинградски… по-сталинградски… – обрадованно повторил Дерюжный, словно пробуя на вкус это слово.

– По-сталинградски!.. – в третий раз, как клич, в полный голос выкрикнул он и бросился бежать по траншее, пригнувшись и придерживая пилотку левой рукой, с ППШ в правой.

Весть о контратаке побежала по траншеям, словно электрическая искра по проводке. Бойцы суматошно заряжали «мосинки» последними полными обоймами, перепроверяли наличие гранат за поясными ремнями и в карманах штанов, отвинчивали крышки своих фляг и прикладывались к горлышку, чтобы напиться пусть теплой, но такой желанной воды вдосталь. Чего-то теперь уже беречь, когда на фашиста идти в контратаку.

LXVII

Дерюжный успел вернуться и доложить, что все, кто на ногах, готовятся к броску на фашистов, что потери и в отделении Зарайского, и у Пилипчука, и у Слесаренко.

– Гранаты к бою! – скомандовал Коптюк, выхватывая «наган» из кобуры.

Бойцы, кто с эргэдэшкой во вспотевшей ладони, кто, разжав усики у своей «лимонки», замерли у края бруствера в ожидании того, может быть, последнего в их жизни зова.

– В атаку-у-у! Впере-од!

С будто застрявшим в горле криком Коптюк выбирается на бруствер. Следом вдоль всей линии обороны взвода

появляются на бруствере его бойцы. Кто-то сразу падает, сраженный вражеской пулей. Но остальные бегут вперед. Они кричат и стреляют в немцев, которые бегут навстречу, огибая ров. Враг тоже стреляет и кричит. Пули свистят под ногами, слева и справа, и воздух делается словно разряженным от этой стрельбы и крика. Воздуха не хватает, и сердце стучит гулко-гулко, и кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.

Метры стремительно сокращаются, и вскоре противники сходятся в рукопашной схватке, прямо позади противотанкового рва. Из глубины отвесного оврага, с винтовкой наперевес и ППШ, выскакивают двое, в насквозь мокрых от пота, с белыми солевыми разводами, гимнастерках. Они с ходу вклиниваются в ряды дерущихся, стреляющих в упор, убивающих друг друга штрафников и гитлеровцев. Один делает выпады направо и налево, разя солдат в серо-мышиной форме штыком, а второй, прикрывая его со спины, держит автомат за ноздреватый ствол, орудуя им, как палицей…

* * *

К исходу дня рота капитана Телятьева отдельного штрафного батальона, во взаимодействии с артиллерийской батареей и минометными расчетами, отбила четыре атаки превосходящих сил противника. Враг использовал в наступлении не только новейшие разработки танков и самоходные артиллерийские установки, но также артиллерию и авиацию. Штрафники, стрелковые полки, артиллеристы и минометчики, экипажи «тридцатьчетверок» и самоходок стояли насмерть и немецко-фашистских захватчиков в глубь своей обороны не пустили. Это был лишь первый день ожесточенного сражения, вошедшего в историю Второй мировой войны под названием Курской битвы.