Умри в одиночку
Шрифт:
Значит, Бекмурза всё-таки подвёл Берсанаку. Не стоило, наверное, связываться с пьяницей, даже с бывшим, хотя Берсанака знавал людей, бросивших пить и превратившихся в надёжных и хороших бойцов. Всё, видимо, зависело от характера человека. Многие и пить могли, и воевать одновременно. Но это те, что не были никогда запойными. Утешало одно – Бисолатов своими действиями, пусть и непреднамеренными, помог выяснить, что федералы всё ещё находятся в районе подземных убежищ и не заметили удаления оттуда Берсанаки и полковника Доусона. Это слегка успокаивало, хотя полностью успокоить тоже не могло, поскольку Берсанака
Он спустился в дом чуть раньше, чем туда вернулся дедушка Саламбек. И потому не успел рассказать полковнику о случившемся. Рассказ старика Док Доусон тоже не понимал, потому что не потрудился заранее выучить чеченский язык, хотя пора было бы выучить, если во второй раз в Чечню попадает.
– Достанется бедному пьянице… – Берсанака посочувствовал.
– Теперь – месяц домашнего ареста, несмотря на приезд брата. Аминат так сказала… Она Бекмурзу держит строго. Под ключ в чулан, и всё… Он терпит…
– А что солдаты? – спросил Берсанака. – Много их в селе?
– Только машины с охраной остались. Остальные пешим ходом куда-то двинули…
– Ну-ну… – сказал Гайрбеков. – Пусть двигают, и подальше… Если ты, дедушка Саламбек, не возражаешь, мы ещё отдохнём. Мы несколько дней уже не спали. А когда расстанемся с тобой, неизвестно ещё, когда удастся нам выспаться…
– Отдыхайте, – согласился старик. – Сейчас Аминат пойдёт к себе в магазин, я тоже схожу. Дверь я на ключ закрою. Надо купить продуктов…
– Я дам денег, – Берсанака полез во внутренний карман, до которого было не так просто добраться. – Рублей у меня, правда, немного, а доллары могут вызвать подозрение…
Старик поднял перед собой раскрытые ладони, словно отталкивался.
– Не обижай старика… Вы – мои гости. Негоже гостям угощать хозяина. Я ещё получаю пенсию – и смогу вас прокормить…
– Спасибо, дедушка Саламбек…
– Что там случилось? – спросил полковник Доусон, и его тон явно показывал недовольство собственным положением. Вокруг него могли вестись абсолютно разные разговоры, могли вестись разговоры о нём и даже разговоры, угрожающие ему, а он ничего не понимал. Когда жив был Гойтемир, было проще, потому что Берсанака с Гойтемиром при Доке разговаривали даже между собой по-английски. И это выглядело безопасным, хотя наедине чеченцы могли свободно договориться о своих действиях на любом из знакомых им языков.
– Бекмурза… Как я и предполагал…
– Пьян!
– Сорвался… По случаю приезда брата и особой психологической напряжённости…
– Может сболтнуть лишнее.
– Не успеет!
– Уже? – полковник удивился.
– Не то, что ты думаешь.
– А что?
– Руки его жены не видел?
– Не видел.
– Из таких рук не вырвешься. У неё один кулак, как два моих… Бекмурзе можно только посочувствовать. Одним синяком он не отделается. Думаю, и Сосланбеку достанется…
Полковник как раз в это время у окна стоял.
– Вон она выходит… Вид, кажется, довольный. Отвела, похоже, душу… Бедные мужики!..
– Ей пора в магазин. Без неё торговля встанет. Дедушка Саламбек тоже собирается за продуктами.
– Это хорошо. Ты сможешь навестить братьев, – строго
Но Берсанака чувствовал себя подчинённым полковнику, кажется, только на территории американского разведцентра в Турции. На своей же земле проявил удивительную для полковника недогадливость.
– Нам не нужен такой свидетель. Свидетели, если говорить точнее… Сосланбек свою работу выполнил. Кстати, я передал ему пятьдесят тысяч долларов. Тебе такие деньги тоже сгодятся. Ты их больше заслужил.
Он уже откровенно попытался купить лояльность Гайрбекова. Но тот стоял на своём, чувствуя уверенность в своей правоте и потому не желая уступать.
– Я не вижу необходимости в ликвидации этих свидетелей. С Сосланбеком сам решай. Но Бекмурза при всём том, что он сегодня сорвался, человек надёжный. Это не Микаил Чочиев. Этот никогда не сдаст. И он умный. Он знает, чем ему грозит сотрудничество со мной. И потому будет верным до конца.
– Вот и подошло время конца… – настаивал полковник. – Или ты хочешь. чтобы я сам пошёл туда? Я в состоянии справиться и без тебя…
– Не рекомендую… – теперь уже в голосе Берсанаки прозвучала лёгкая угроза.
– Почему?
– Ты сам говорил, что телефон Бекмурзы, возможно, прослушивается. Спутники вездесущи… И потому я не уверен, что за ним не следят. Ещё я не уверен в том, к какому роду войск принадлежит солдат, который Бекмурзу привёз. Мне трудно было рассмотреть его нарукавную эмблему. Но издали мне показалось, возможно, померещилось, что там летучая мышь… Повторяю, что я не уверен… Но это хуже всего, если правда… И у спецназа ГРУ любимый способ рыбалки – ловля на живца. Они специально подставили нам Бекмурзу, надеясь, что мы пойдём на контакт с ним… Это просто… А сами сейчас сидят на вершине холма, где мы сидели, уже рассмотрели наши следы и ждут, когда мы высунемся. Снайпер ждёт… Он, конечно, выберет меня, чтобы тебя потом захватить живым. И захватят. Без меня ты ни на что в наших горах не годен… Захватят уже через час… Это они умеют делать хорошо…
– Не надо меня пугать спецназом, – коротко и сердито сказал Док Доусон. – Я сам имею хорошую подготовку…
– Я тоже, но я предпочту со спецназом ГРУ не связываться. Потому что их подготовку знаю… И знаю их методы работы. И потому советую из дома не высовываться… По крайней мере, некоторое продолжительное время…
В коридоре послышались шаги, сразу прекратившие спор. Хотя старый Саламбек и не знал английского языка, лучше ему было не слышать интонации, которые откровенно говорили, что между полковником и Берсанакой согласия нет. В дверь постучали.
– Да-да, дедушка Саламбек… – отозвался Гайрбеков.
– Аминат ушла открывать магазин. Я тоже собрался…
– Закрой нас. Прийти ведь никто не должен?
– Ко мне никто не ходит. Разве что Бекмурза иногда заглядывал. Но сейчас он долго не выйдет…
Старик ушёл, так и не заглянув в комнату. Слышно было, как повернулся в замке ключ. А Берсанака с полковником Доусоном, стоя в трёх метрах один от другого, одновременно друг к другу повернулись. Но ни тот, ни другой не желали продолжения спора и потому смотрели они друг на друга уже примирительно.