Умышленная задержка
Шрифт:
На том и порешили. Мисс Фишер вышла следом за миссис Тимс с тазом выстиранного белья, а я принялась названивать Солли Мендельсону.
Я не любила звонить Солли днем, когда он отсыпался после утомительной ночной смены. К тому же я всегда считала, что у него есть своя личная жизнь, какая-то женщина, с которой он никого не знакомил, но которая занимает его свободное время; о таких вещах не принято допытываться, да и в самом Солли было нечто, не позволявшее его настоящим друзьям лезть в его внутренний мир. Я знала, что телефона он по крайней мере не отключает — на случай, если вдруг позвонят из отдела
Без четверти четыре Солли прибыл на Халлам-стрит — большой, нескладный, небритый и закутанный в шарф. Со своей огромной коричневой дорожной сумкой он здорово смахивал на взломщика. Эдвина сидела в кресле в гостиной.
Сэр Квентин не стал заходить домой: он должен был встретиться с Берил Тимс на коронерском [17] дознании о самоубийстве Бернис Гилберт в помрачении разума. Как только Берил Тимс вышла из квартиры, я тщательно обследовала кабинет сэра Квентина. Гранки «Уоррендера Ловита» бесследно исчезли. Зато среди ключей в незапертом ящике оказался и ключ от шкафа, в котором, как любил повторять сэр Квентин, «кроются тайны».
17
Коронер— должностное лицо, разбирающее дела о насильственной или внезапной смерти при сомнительных обстоятельствах.
В шкафу во всех ящиках хранились досье с записями сэра Квентина о членах «Общества автобиографов». Тут были миссис Уилкс и баронесса Клотильда дю Луаре, мисс Мэйзи Янг, отец Эгберт Дилени, сэр Эрик Финдли и покойная Бернис «Гвардеец» Гилберт, вдова бывшего поверенного в делах в Сан-Сальвадоре сэра Альфреда Гилберта… Эти досье представляли для меня интерес. Была еще папка, помеченная «Берил, миссис Тимс», но она не стоила внимания. Я решила забрать эти досье в виде залога за «Уоррендера Ловита», который — я была абсолютно уверена — Дотти выкрала из моей комнаты по указке сэра Квентина.
Но, ожидая Солли, я заодно бегло проглядела одну из автобиографий — мне было любопытно, что нового в них появилось с тех пор, как, отстранив меня, сэр Квентин взял дело в свои руки. И мне-таки хватило времени заметить, листая страницы досье, что хотя сами воспоминания остались в прежнем объеме, в них вложены листки с заметками, частично отпечатанными на машинке, частично написанными от руки сэром Квентином, — знакомые отрывки, более или менее дословно изъятые из моего «Уоррендера Ловита».
Когда Солли позвонил у дверей, я замкнула шкаф с его тайнами. Эдвина, восседавшая при всех регалиях, бурно обрадовалась Солли. Я усадила его рядом с нею — он все еще не мог сообразить, что к чему, — и объяснила сразу им обоим:
— Я намерена забрать воспоминания «Общества автобиографов» домой, чтобы над ними поработать. Этим биографиям настоятельно необходима литературная правка.
До Солли, похоже, начало доходить. Эдвина же со сверхъестественной
— Великолепно придумано! Это положит конец трагедиям. Несчастная «Гвардеец» Гилберт!
Тут я рассказала Солли, что леди Бернис совершила самоубийство и что в эту самую минуту происходит дознание. Я взяла его сумку и вышла, оставив его в обществе Эдвины.
Я уложила досье в Соллину сумку — захватывающее было переживание. Как легко воровать, подумала я и представила, как сэр Квентин уворовывает мою книгу — не только в материальном смысле, но сами слова, фразы, идеи. Основываясь на том немногом, что я успела пробежать глазами, я поняла, что он умудрился украсть даже придуманное мной письмо от Уоррендера Ловита к другому персонажу, Марджери. Сумка получилась тяжелой. Я стащила ее в прихожую и поставила у парадных дверей.
К моему возвращению Солли запалил в гостиной красивую серебряную спиртовку под чайником, в котором Эдвина любила днем заваривать себе чай. Для чаепития было чуть-чуть рановато, но Эдвина, как она выразилась, всегда «томится по чаю». Солли начал угощаться печеньем и пшеничными лепешками с маслом. Эдвина спросила:
— Где досье? Вы сложили их в ту сумку?
Я сказала, что да. Сэру Квентину, сказала я, они, конечно же, не понадобятся сию секунду, и он поймет, что мне и в самом деле удобнее всего поработать над ними дома.
— Забирайте их, душенька, — взвизгнула Эдвина. Потом она заявила: — Вам не вернуть своего романа, если не постараетесь заполучить его обратно.
Тогда и Солли спросил:
— Ты так и не нашла гранки?
— Нет, — сказала я, — книга исчезла до последней страницы.
— Я это знала, — сказала Эдвина. — Так или эдак, а знала. Они думают, я не знаю, что у нас тут происходит, потому что сплю целыми днями. Только я не сплю.
Она стала поименно перечислять издателей, с которыми лично знакома и которые, стоит ей только глазом моргнуть, опубликуют мою книгу. Кое-кого из них, если придерживаться истины, вот уже полвека как не было в живых, но мы обошли этот вопрос и чаевничали в весьма радужном настроении.
Сэр Квентин и миссис Тимс вернулись раньше, чем я рассчитывала, — до ухода Солли.
— Чья это сумка, — спросил, входя в комнату, сэр Квентин, — стоит там в прихожей?
— Моя, — ответил Солли, вставая.
— Барон фон Мендельсон, — сказала я, — заглянул к нам проездом. Позвольте представить: сэр Квентин Оливер — барон фон…
— Ох, умоляю вас, дорогой барон, пожалуйста, сядьте…
И сэр Квентин, придя в свой обычный экстаз по поводу титула, принялся увиваться вокруг небритого Солли, упрашивая его присесть, остаться, побыть еще немного.
Но Солли, твердый и неумолимый, несмотря на свежеобретенный титул, вежливо попрощался со всеми и вышел, прихрамывая и слегка запнувшись в дверях: он не ожидал, что сумка окажется такой тяжелой.
— Самоубийство вследствие помрачения рассудка, — объявил сэр Квентин, возвратившись в гостиную. — Большая доза снотворного в сочетании с пинтой виски. Не забыть проследить, чтобы в свидетельство о смерти вписали что-нибудь поприличнее.
— Скажи им, — завопила Эдвина, — пусть подотрутся этим свидетельством.