Уна & Сэлинджер

Бегбедер Фредерик

Осень цвета охры, гигантская секвойя клонится в парке Мануар-де-Бан, роняют листья каштаны… а в городе Веве нарисованный на стенах силуэт Чарли Чаплина ростом с деревья в его саду. Я вдруг понял одну вещь: в конце всех его фильмов бродяга с тросточкой, в маленьком котелке и огромных башмаках уходит к горизонту… А на самом деле Чаплин шел к Швейцарии!

Утки на Женевском озере задирают лебедей в Веве зимой. Я готов держать пари, что некоторые из них прилетели из Центрального парка. Луч ноябрьского солнца, отразившись от воды, воткнулся прямо мне в глаз. Он напомнил мне другой солнечный луч, осветивший Вербье в тот Новый год, когда я встретил Уну Чаплин.

* * *

Мне было пятнадцать. Тридцать первого декабря восьмидесятого года я был на рождественских каникулах в Вербье, кантон Вале, где мой отец купил домик. В новогодний вечер нам с братом и компанией друзей удалось войти в «Фарм-клуб» до основной толпы. Эта деревянная дискотека существует и по сей день. В самом тихом уголке зала шикарно одетая

дама с собранными в узел начинающими седеть волосами пила шампанское с маленьким человечком, смахивающим на бульдога, в красной бархатной курточке и огромной черной накидке, придававшей ему сходство с Зорро (или, скорее, со слугой Бернардо, вырядившимся в плащ Зорро). Пока вся деревня целовалась на центральной площади, мы пробрались в самый закрытый местный клуб, и, конечно же, от нас было много шума: мы не блистали хорошим воспитанием, и мне до сих пор за это безумно стыдно. Смеха ради мои друзья толкнули меня прямо на сидевшую в сторонке пару. Я упал на их столик, опрокинув бокалы с ужасающим грохотом. Джузеппе, один из близнецов-итальянцев, владевших «Фарм-клубом», извинился перед миссис Чаплин и велел мне убираться вон. И тут бульдог в красной курточке вступился за меня, заговорив по-французски с американским акцентом:

– Оставьте мальчишку в покое, ничего страшного не случилось. Он молод, а сегодня Новый год, надо же пострелятам повеселиться.

Говорил он с трудом, еле ворочая языком. Метрдотель выпустил мою руку и набросился на моих друзей. Собирая усеявшие ковер осколки стекла, я лепетал извинения.

– Мне ужасно жаль, простите меня, мсье-дам. Это друзья меня толкнули… Простите, но патрон, кажется, назвал вас миссис Чаплин… Вы родственница Чарли?

– О, в некотором роде… Мсье?..

– Бегбедер. Я очень сожалею, что разбил все ваши бокалы.

– Когда вы, озорник этакий, рухнули на наш стол, мистер Биг-Биде, мне, признаться, вспомнились первые фильмы моего покойного мужа.

– Но д-далеко не так з-з-забавно, – заикаясь, гнусаво пробормотал ее седой краснолицый спутник в синих очках.

– Чарли не раз играл пьяных, шатаясь и опрокидывая все на своем пути. Еще начиная в театре, он говорил, что это основа всего его комизма: мертвецки пьяный человек всегда смешон, в любой стране и для любой публики, – продолжала Уна.

Я был потрясен и очень смутился. В ту пору подросткам еще было знакомо творчество Чаплина; встретить его вдову для меня было событием невероятным. Она уже мало походила на фотографию в начале этой книги. Поднявшись, я пересказал ей мой любимый гэг Чарли: когда в «Огнях большого города» он ест свисающий с потолка серпантин, перемешавшийся со спагетти в его тарелке.

– Чарли часто снимал спагетти, – сказала она. – Например, в «Золотой лихорадке», когда он ест свой вареный башмак. Помните, как он наматывает шнурки на вилку? Так вот, представьте себе, его вдохновила реальная история. Одна экспедиция заблудилась в горах. Оголодавшие золотоискатели съели свои башмаки… а потом и друг друга.

Вспоминая мужа, Уна улыбалась, как девчонка-фанатка. Она закурила сигарету и выдохнула дым в лицо Трумену Капоте, который и глазом не моргнул: привык за сорок лет. Он забормотал своим высоким голосом:

– Спа… спагетти есть и… и в «Скетинг-ринге». Там он в начале официант в ресторане и… и выписывает счет, подсчитывая пятна на рубашке толстого клиента! Так, он заказывал суп… дыню, спагетти… итого четыре доллара!

– Ха-ха-ха, да! – засмеялась Уна. – А потом он подает на блюде живого кота! – Она развеселилась. – Но мой любимый гэг – это когда он, обмакнув пальцы в чашку, вытирает их о бороду соседа. С каким серьезным видом он это делает! Ха-ха-ха-ха!

Под мигающими лампочками Капоте смеялся все громче, и я тоже, но Уна вдруг помрачнела. С легким американским акцентом, напомнившим мне мою бабушку, она вежливо спровадила меня.

– Ах, черт, не могу я больше смотреть все эти фильмы, – вздохнула она, – слишком тяжело. Спасибо, молодой человек. Я не люблю говорить о Чарли, но люблю, когда мне о нем говорят. У меня много внуков, они тоже бьют посуду, как вы. Но им я прощаю, потому что они мои внуки. Ступайте к вашей развеселой компании и по дороге попросите Джузеппе принести нам два целых бокала.

– Happy new year, г-г-гадкий мальчик, – заплетающимся языком промямлил Капоте, протирая очки.

Сэлинджер был не единственным, у кого вышел облом с Уной.

* * *

4 марта 2012 года я написал Кейт Гуйонварч, в чьем ведении находятся архивы семьи Чаплин, письмо с просьбой ознакомиться с письмами Дж. Д. Сэлинджера Уне О’Нил.

«Hello, my name is Fr'ed'eric Beigbeder. I am a French writer and Nathana"el Karmitz gave me your e-mail. I am fascinated by the life of Oona O’Neill and currently working on a new novel about World War Two. As you know Oona met Jerry Salinger when she was sixteen, in 1940, before he went to England, France and Germany during the war. They had a small affair in 1941 and then she fell in love with Charlie Chaplin in Los Angeles… and they lived happily ever after! The reason why I am bothering you is that all biographers of Oona always mention long letters from Salinger to Oona during his training in the US Army. As a big fan of American literature and an admirer of Salinger’s and Chaplin’s work, I am very curious to see those letters. The Salinger Estate is against any publishing and of course I respect that. But since Mr Salinger’s passing in 2010, I believe these documents are now part of the history of literature of the 20th century. They are treasures and it’s sad that no one can even read them. It would be for me a tremendous honor to be able to spend even a few minutes studying these pages in Lady Chaplin archives. I have a theory about them: it is possible that Salinger used his devotion for Oona as inspiration for the first version of The Catcher in the Rye. Which would mean he started his masterpiece using Oona as a Muse, ten years before publishing his only novel! It would be also interesting to compare the Oona letters with his short stories published during the war in Story, Esquire and the Saturday Evening Post, to see if there are similarities. This would contribute greatly to understand the process of Salinger’s writing about World War Two.

Thank you for your time

With my deepest gratitude,

Fr'ed'eric Beigbeder». [139]

139

Здравствуйте,

мое имя Фредерик Бегбедер. Я французский писатель, а Ваш электронный адрес мне дал Натанаэль Кармиц. Меня восхищает жизнь Уны О’Нил, и в настоящее время я работаю над новым романом о Второй мировой войне. Как Вам известно, Уна встретила Джерри Сэлинджера в 1940 году, когда ей было шестнадцать лет, еще до того, как Сэлинджер во время войны побывал в Англии, Франции и Германии. В 1941 году у них был мимолетный роман, а затем, оказавшись в Лос-Анджелесе, она влюбилась в Чарли Чаплина… и с тех пор они счастливо жили вместе! Причина же, по которой я Вас беспокою, заключается в том, что все биографы Уны упоминают о длинных письмах, которые Сэлинджер писал Уне, когда проходил военную подготовку в армии США. Поскольку я большой поклонник американской литературы, а также творчества Чаплина, мне было бы очень интересно познакомиться с этими письмами. Правопреемники Сэлинджера возражают против любой публикации этих писем, и я, разумеется, уважаю их позицию. Однако, поскольку в 2010 году мистер Сэлинджер скончался, я полагаю, что эти документы в настоящее время стали частью истории литературы XX века. Ценность их весьма велика, и остается только сожалеть, что никто не может хотя бы их прочитать. Для меня было бы большой честью получить доступ к этим письмам в архиве леди Чаплин, пусть всего на несколько минут. У меня есть определенная теория касательно этих писем: не исключено, что именно любовь к Уне вдохновила Сэлинджера на создание первой версии «Над пропастью во ржи». А это значило бы, что Уна стала музой, побудившей его приступить к созданию своего шедевра, за десять лет до публикации этого единственного романа писателя! Кроме того, было бы интересно сравнить письма Сэлинджера Уне с его новеллами, опубликованными в годы войны в «Стори», «Эсквайре» и «Сатердей ивнинг пост», чтобы выяснить, нет ли там определенных параллелей. Это внесло бы значительный вклад в понимание того, как именно Сэлинджер создавал свои произведения о Второй мировой войне.

Благодарю Вас за потраченное на чтение моего письма время.

С глубокой признательностью,

Фредерик Бегбедер (англ.)

Ответ из «Chaplin Office» не заставил себя ждать. Он пришел мне по электронной почте через несколько часов.

«Dear Frederic

Thank you very much for your email which I have passed on to the Chaplins for their consideration.

As I told Nathanael, to date they have never autorised access to any writer to these letters, but you never know.

I have asked them for a reply for next Monday, so we’ll write to you again next week.

Kind regards

Kate Guyonvarch». [140]

140

Дорогой Фредерик,

благодарю Вас за Ваше письмо, которое я переслала Чаплинам, чтобы они приняли по нему решение.

Как я уже говорила Натанаэлю, до настоящего времени они не давали разрешения знакомиться с этими письмами ни одному автору, но все может быть.

Я попросила их дать ответ в ближайший понедельник, а значит, мы свяжемся с Вами на следующей неделе.

С наилучшими пожеланиями,

Кейт Гуйонварч (англ.)

Двенадцатого марта ответ от семьи Чаплин упал как нож гильотины. На этот раз он был написан по-французски:

«Здравствуйте, Фредерик,

с сожалением вынуждена сообщить вам, что большинство членов семьи Чаплин не желают, чтобы письма их матери были предоставлены в ваше распоряжение для чтения.

Искренне ваша,

Кейт Гуйонварч».

Я ответил письмецом, исполненным печали (тоже по-французски):