Унесенные ветром. Том 1
Шрифт:
«Как хладнокровно она лжет! – с восхищением подумала Скарлетт. – Я бы нипочем так быстро не сообразила. Только зачем лгать? Пусть бы знали, что я это сделала».
Она снова взглянула на распростертое у ее ног тело, и вдруг злоба и страх, утихнув, уступили место отвращению, и у нее задрожали колени. А Мелани уже снова приплелась к лестнице и стада спускаться, держась рукой за перила, закусив бескровную губу.
– Марш назад в постель, дурочка, ты же себя уложишь, в могилу! – воскликнула Скарлетт, но полураздетая Мелани продолжала, хоть и с трудом, спускаться в холл.
– Скарлетт! – прошептала она. – Его же надо убрать отсюда и закопать.
– Он был один, – сказала Скарлетт. – Я не видела больше никого из окна. Он, верно, дезертир.
– Даже если он был один, никто не должен ничего знать. Негры могут проболтаться, и тогда придут янки и заберут тебя. Скарлетт, нам надо спрятать его, пока все наши не вернулись с болота.
Лихорадочная настойчивость Мелани подействовала на Скарлетт; она стала напряженно размышлять.
– Я могу закопать его в углу сада под беседкой – там земля мягче, Порк недавно выкопал оттуда бочонок виски. Но как я перетащу его туда?
– Мы потащим вместе: ты за одну ногу, я за другую, – твердо сказала Мелани.
Против воли Скарлетт почувствовала, что ее восхищение Мелани растет.
– Ты не в состоянии кошку за лапу потащить, – сердито сказала она. – Я сама его потащу. А ты ложись в постель. Ты себя доконаешь. И не вздумай мне помогать, не то я отнесу тебя наверх на руках.
Бледное лицо Мелани расцвело нежной улыбкой.
– Ты такая хорошая, Скарлетт, – сказала она и легонько коснулась губами ее щеки. И, не дав Скарлетт опомниться, прибавила: – Если ты сможешь его оттащить, я тем временем приберу тут.., эту лужу.., пока наши не вернулись. И знаешь что, Скарлетт…
– Ну?
– Как ты считаешь, это будет очень бесчестно – заглянуть к нему в ранец? Может, найдем что-нибудь поесть?
– Отнюдь не считаю, – сказала Скарлетт, раздосадованная тем, что не подумала об этом сама. – Погляди в ранце, а я погляжу в карманах.
Нагнувшись над убитым и преодолевая отвращение, она расстегнула все пуговицы на мундире и принялась методично обшаривать карманы.
– Боже милостивый! – прошептала она, вытаскивая толстый бумажник, завернутый в тряпку. – Мелани… Мелли, по-моему, тут куча денег!
Мелани ничего не ответила. Она внезапно опустилась на пол и Прислонилась спиной к стене.
– Ты погляди, – проговорила она дрогнувшим голосом. – А у меня что-то немного закружилась голова.
Скарлетт сорвала тряпку и дрожащими руками раскрыла кожаный бумажник.
– Взгляни, Мелли! Ты только взгляни!
Мелани перевела взгляд, и глаза у нее расширились. Бумажник был, набит мятыми купюрами – зелеными федеративными вперемежку с банкнотами Конфедерации, – и среди них поблескивали две пятидолларовые золотые монеты и одна монета в десять долларов. – Да перестань ты их пересчитывать, – сказала Мелани, видя, что Скарлетт перебирает пальцами деньги. – У нас нет времени…
– Ты понимаешь, Мелани, ведь это значит, что мы будем сыты!
– Да, да, дорогая. Я понимаю, но сейчас нам не до того. Погляди в других карманах, а я погляжу в ранце.
Скарлетт никак не могла заставить себя расстаться с бумажником. Ослепительные видения открывались ее взору: деньги, настоящие деньги, лошадь этого янки, много еды! Есть все же бог, в конце концов, и он проявил о ней заботу, хотя и весьма странным способом. Она сидела на корточках и, улыбаясь, смотрела на бумажник. Будет еда! Мелани вырвала бумажник у нее из рук. « – Давай скорей! – сказала она.
В
– Вор! – пролепетала Мелани, отшатнувшись от неподвижного тела. – Скарлетт, он же все это украл!
– Конечно! – сказала Скарлетт. – И забрался сюда в надежде обворовать и нас.
– Я очень рада, что ты убила его, – сказала Мелани, и взгляд ее стал жестким. – А теперь, дорогая, скорее тащи его отсюда.
Скарлетт наклонилась, ухватилась за обутые в сапоги ноги убитого и потянула. До чего же он был тяжел и какой неожиданно слабой показалась она себе! Что, если у нее не хватит сил сдвинуть его с места? Она повернулась к трупу спиной, подхватила его ноги под мышки и, наклонившись всем телом вперед, сделала шаг. Труп сдвинулся, и она рывками поволокла его за собой. Нарыв на пальце, про который она от волнения совсем позабыла, напомнил о себе такой острой, пульсирующей болью, что она скрипнула зубами и переступила на пятку. Напрягая все силы, она потащила труп через холл, оставляя позади красную полосу. Пот выступил у нее на лбу.
– Если он зальет кровью двор, мы не сможем уничтожить следы, – еле выдохнула она. – Дай мне твой пеньюар, Мелли, я закутаю ему голову.
Бледное лицо Мелани стало пунцовым.
– Не будь дурочкой, я не стану на тебя смотреть, – сказала Скарлетт. – На мне нет ни нижней юбки, ни панталон, не то я бы сняла.
Сжавшись в комочек у стены, Мелани стянула через голову рваное полотняное одеяние и молча перебросила его Скарлетт, старательно прикрывая свою наготу руками.
«Какое счастье, что я не наделена такой непомерной стыдливостью», – подумала Скарлетт, обертывая рваным пеньюаром изуродованную голову солдата и не столько видя, сколько чувствуя, какие муки испытывает от своей наготы Мелани.
Рывками потащила она труп через холл, добралась до заднего крыльца и, остановившись, чтобы вытереть пот со лба, оглянулась на Мелани, все еще сидевшую у стены, подтянув острые колени к обнаженной груди. «Как это глупо – страдать в такую минуту из-за своей застенчивости, – с раздражением подумала Скарлетт. – Конечно, это все от ее непомерной благовоспитанности…» В Скарлетт это всегда возбуждало только презрение… И тут ей неожиданно стало стыдно. Ведь что ни говори.., что ни говори, а Мелани вылезла из постели, хотя еще не оправилась после родов, схватила тяжеленную саблю и бросилась ей, Скарлетт, на выручку. На это требовалось особое мужество – такое, каким сама Скарлетт, если признаться честно, не обладала: крепкая, как шелковая пряжа, несокрушимая, как сталь, сила духа, проявленная Мелани еще на долгом-долгом пути домой в страшную ночь падения Атланты. Это скромное, не бросающееся в глаза мужество, отличавшее всех Уилксов, было чуждо Скарлетт, но она, хоть и против воли, отдавала ему, должное.