Унесенные ветром
Шрифт:
— Она все время была без сознания…
— Слава богу! — сказала Скарлетт. Мама этого не видела. Мама так и не узнала, что в доме, внизу — враги, не слышала пушек Джонсборо, не подозревала о том, что сапог янки топчет дорогую ее сердцу землю.
— Я и сам мало кого из них видел, все время был наверху с девочками и с твоей матерью. Видел больше молодого врача. Он был добр, очень добр, Скарлетт. Провозится целый день с ранеными, а потом приходит сюда и сидит возле девочек. Он даже оставил нам лекарств. Когда янки уходили, он сказал мне, что девочки поправятся, но твоя мама… Слишком хрупкий организм,
В наступившем молчании Скарлетт отчетливо увидела перед собой мать, увидела такой, какой она, наверно, была в эти последние дни до болезни, — единственный несокрушимый, хоть и хрупкий, оплот дома: день и ночь в трудах, в уходе за больными, без сна, без отдыха, без пищи, чтобы остальные могли есть и спать.
— А потом они ушли. Потом они ушли.
Джералд долго молчал, затем неуклюже поискал ее руку.
— Я рад, что ты вернулась домой, — сказал он.
У заднего крыльца раздались шаркающие звуки. Бедняга Порк, приученный за сорок лет никогда не входить в дом не вытерев башмаков, соблюдал порядок даже теперь. Он вошел, бережно неся две тыквенные бутыли, и сильный запах пролитого спирта проник в комнату раньше него.
— Расплескалось малость, мисс Скарлетт. Больно уж не с руки наливать в них из бочонка.
— Ничего, Порк, спасибо. — Она взяла у него мокрую бутыль и невольно поморщилась от отвращения, когда запах виски ударил ей в нос.
— Выпей, папа, — сказала она, передавая Джералду этот необычный винный сосуд и беря вторую бутыль — с водой — из рук Порка. Джералд послушно, как дитя, поднес горлышко ко рту и громко отхлебнул. Скарлетт протянула ему бутыль с водой, но он отрицательно покачал головою.
Беря у него бутыль с виски и прикладывая горлышко к губам, Скарлетт заметила, что он следит за ней глазами и в них промелькнуло нечто близкое к неодобрению.
— Я знаю, что леди не пьют крепких напитков, — сухо сказала она. — Но на сегодня забудь, что я леди, папа, сегодня мне надо заняться делами.
Она сделала глубокий вдох, запрокинула бутыль и быстро глотнула. Жгучий напиток обжег ей горло и пищевод, она почувствовала, что задыхается, и на глазах у нее выступили слезы. Она снова глубоко втянула в себя воздух и снова поднесла бутыль к губам.
— Кэти-Скарлетт, — произнес Джералд, и впервые с момента своего возвращения она уловила в его голосе властные отцовские нотки, — довольно. Ты не привыкла к спиртному и можешь захмелеть.
— Захмелеть? — Она рассмеялась, и смех прозвучал грубо. — Захмелеть? Я хотела бы напиться вдрызг — так, чтобы забыть про все на свете.
Она сделала еще глоток, и тепло пробежало у нее по жилам, разлилось по всему телу — она почувствовала его даже в кончиках пальцев. Какое блаженное ощущение дает этот благословенный огненный напиток! Казалось, он проник даже в ее оледеневшее сердце, и тело начало возрождаться к жизни.
Перехватив ошеломленный, страдальческий взгляд Джералда, она потрепала его по колену и постаралась изобразить на лице капризно-дерзкую улыбку, против которой он всегда был безоружен.
— Как могу я захмелеть, па? Разве я не твоя дочка? Разве не я получила в наследство самую крепкую голову во всем графстве Клэйтон?
Он вгляделся
— А сейчас можешь глотнуть еще разок, после чего я помогу тебе подняться наверх и уложу бай-бай.
Она прикусила язык. Нельзя разговаривать с отцом, как с ребенком, как с Уэйдом. Так не годится. Это неуважительно. Однако Джералд обрадовался ее словам.
— Ну да, уложу тебя бай-бай, — бодро повторила Скарлетт, — и дам выпить еще глоточек, может быть, даже целый ковшик, и убаюкаю, и ты уснешь. Тебе нужно выспаться. Кэти-Скарлетт вернулась домой, и значит, не о чем больше тревожиться. Пей.
Джералд послушно сделал еще глоток, и Скарлетт, взяв его под руку, помогла ему встать.
— Порк…
Порк взял тыквенную бутылку в одну руку, другой подхватил Джералда. Скарлетт подняла повыше горящую свечу, и они втроем медленно направились через темный холл к полукруглой лестнице, ведущей в комнату хозяина.
В спальне, где Сьюлин и Кэррин лежали в одной постели, разметавшись и что-то бормоча во сне, стоял удушливый смрад от единственного источника света — тряпичного фитиля в блюдце со свиным салом. Когда Скарлетт отворила дверь в эту комнату с наглухо закрытыми окнами, в лицо ей пахнуло таким тяжелым, спертым воздухом больничной палаты — запахом лекарств и зловонного сала, — что она едва не лишилась чувств. Доктора могут, конечно, утверждать, что свежий воздух опасен для больных, но если уж ей предстоит пробыть какое-то время здесь, то она должна дышать, чтобы не умереть. Скарлетт распахнула все три окна, и в комнату ворвался запах дубовой листвы и земли. И все же свежему воздуху было не под силу сразу взять верх над тошнотворным запахом, неделями застаивавшимся в непроветриваемой комнате.
Кэррин и Сьюлин, бледные, исхудалые, лежали на большой кровати с пологом на четырех столбиках, в которой они так весело шептались когда-то, в более счастливые времена; сон их был беспокоен, они то и дело просыпались и что-то бессвязно бормотали, уставясь в пространство широко открытыми, невидящими глазами. В углу стояла пустая кровать — узкая кровать в стиле французского ампира с резным изголовьем и изножьем, которую Эллин привезла с собой из Саванны. Здесь, на этой кровати, лежала она во время болезни.
Скарлетт села возле постели сестер, тупо на них глядя. Выпитое на голодный желудок виски вытворяло с ней скверные шутки. Сестры то уплывали куда-то далеко-далеко и становились совсем крошечными, а их бессвязное бормотание — едва слышным, не громче комариного писка, то вдруг начинали расти и со страшной скоростью надвигаться на нее. Она устала, смертельно устала. Лечь бы и проспать несколько дней кряду.
Если бы можно было уснуть и, проснувшись, почувствовать мягкое прикосновение руки Эллин к своему плечу, услышать ее голос: «Уже поздно, Скарлетт. Нельзя быть такой лентяйкой». Но так уже не будет никогда. О, если бы Эллин была рядом! Если бы рядом был кто-то и старше, и умнее, и не такой смертельно усталый, как она, кто-то, кто мог бы ей помочь! Кто-то, кому можно уткнуться головой в колени и переложить тяжкую ношу со своих плеч на его плечи!