Унесенный ветром: Меняя маски. Теряя маски. Чужие маски
Шрифт:
– О, кого я вижу? Неужели это Охаяси-бабник-сан? – Хотел сказать: «Наконец мужчина», – но подумал, что это может все-таки оказаться неверным. Да и говорить подобные вещи при таком скоплении народа…
– Да ну тебя, – засмущался тот. – Сам-то не лучше. Но отдохнули мы классно! Надо будет повторить, только в следующий раз я приглашаю.
– Валяй, – махнул я рукой, после чего усмехнулся: – А повод? Так и алкоголиком можно стать.
– Повод не проблема. У моей младшей сестры через пару недель день рождения.
– И сколько ей?
– Двенадцать лет будет.
– Напиваться на дне рождения двенадцатилетней сестры?!
– Нет,
Как-то уж больно резко.
– Знаешь, обещать ничего не буду, но постараюсь разгрести свои дела.
– Вот и отлично! День рождения в субботу, так что гульнем знатно. И это отличающийся соображалкой Райдон? Неужели не видит, что здесь подстава? Или это намек мне, чтобы не сопротивлялся? Похоже, его папаша все-таки заинтересовался другом сына. А если так, лучше сразу разобраться с его любопытством. Но и Райдон каков, не мог прямо сказать? Так и так, нужно.
– Ладно… Ладно. Уговорил, черт языкастый. Будет тебе Сакурай Синдзи на празднике.
До обеда уроки пролетели очень быстро. Нет, на самих уроках время тянулось, как обычно, но потом казалось, что я вот только-только вышел из дому. Впрочем, впереди еще вторая половина дня и классный час, на котором будут выбраны староста класса и его помощник. Веселое предстоит зрелище.
И вот, наконец, большая перемена. Сегодня, надеюсь, смогу заценить школьные разносолы. Я, конечно, не против обедов Кагами, но вот прилагающаяся к ним компания меня напрягает. Если бы Шина просто отдала бенто, я был бы только рад, да и сама она, если хочет, пусть сидит рядом. Но ведь и Минэ, как пить дать, припрется. А мне чисто по-человечески неприятно ее видеть.
Зайдя в столовую и окинув помещение взглядом, никого знакомого не увидел. Вот и отлично. И вообще, пора решать эту проблему. Какого черта я вообще так напрягаюсь? Встряхнись, Макс. Если что, зачморишь эту дуру Кино так, чтоб она и думать о тебе боялась. И плевать на то, что она подруга Шины. Вот пусть та и выбирает. Мне по большому счету ее выбор до лампочки. Это забота ее родни, а не моя.
Отстояв в очереди шесть минут, мы отправились искать свободный столик, коих было не так уж и много. Работницы столовой с завидной скоростью перемещались по залу, убирая оставшуюся после учеников посуду. Один такой на наших глазах очищенный столик мы и заняли. Но едва я приступил к обеду, как началась развлекуха.
– Добрый день, Охаяси-кун, – послышался знакомый голос, – Синдзи.
Я лишь махнул рукой в сторону свободных мест.
– Добрый день, Кояма-сан, Минэ-сан.
Усевшись, Шина выложила на стол две коробочки бенто.
– Грибной мисо-суп. Не самый лучший выбор.
– Пф. – Это уже Минэ.
– Да вроде нормально.
– Попробуй рисовый с крабами. – Ри-и-ис. – Да знаю, ты не дружишь с рисом, но суп достойный.
– Как не японец. – Минэ решила с ходу нарастить темп.
Думаю, стоит осадить ее сейчас, пока совсем не распалилась.
– А тебя об этом кто-то спросил?
– Гхм-кхм. – Это она подавилась. И как только открыла рот, чтобы ответить что-то возмущенное, надавил на нее с помощью «яки». Совсем чуть-чуть, но резко и концентрированно. – Гха-кха, кхм, ха-а.
– Во молодежь пошла. Или это только девушки? – посмотрел я на Шину.
Райдон,
– Хо-о-о, – выдохнула устало Шина и пододвинула ко мне один из бенто, – держи, не нести же обратно. А вы, парни, все съедаете, что вам ни дай.
Хм, тут еще и второе… Стоп, да что это со мной? Что я, бенто от Кагами не осилю?
– Спасибо.
– Да не за что.
За все оставшееся время, что девушки обедали с нами, Минэ не проронила ни слова. А после их ухода Райдон спросил совсем не то, что я ожидал.
– Это готовка матери Шины-сан? – задал он вопрос, прижимая к губам палочки для еды и косясь на неоткрытое еще бенто. – Той самой Кагами-сан?
– В смысле – той самой?
– Кояма Кагами весьма знаменита в определенных кругах. О ее готовке легенды ходят. У меня старшая сестра была на приеме, устраиваемом родом Кояма, и то, что она рассказывала о тамошнем угощении… будоражит мое сознание. А старший брат вообще ни одного их приема ни упускает. Думаю, некоторые из местных учеников заплатили бы немалые деньги за эту невзрачную коробку.
Господи. Жалко-то как парня.
– Хочешь? – пододвинув в его сторону бенто, спросил я.
В ответ он как-то по-особенному втянул носом воздух и осторожно положил палочки на тарелку.
– Буду не против.
Классный час начался с того, что учитель объявил о необходимости выбрать старосту и его помощника. Но сначала, конечно, старосту. Ответом было молчание.
– Ну же. Разве среди вас не найдется умного, ответственного и просто смелого человека, готового взвалить на свои плечи ответственность за мизерные привилегии?
Потрясающий посыл. Такого вступления я еще не слышал. И на что он рассчитывает, интересно?
– Давайте просто бросим жребий, – сказал один из учеников. Кажется, Маюто из имперского рода Ки.
– Нет, нет, нет! В таком ответственном деле мы просто не можем положиться на случай. – Похоже, классный руководитель желает обсуждения. Я бы даже сказал диспута. Не думает же он, что желающий вот так прям возьмет и поднимет руку?
– Я согласна быть старостой.
О как!
– Имубэ Каэде-тян. Что ж, класс не забудет вашу жертву. – Да он просто издевается над детками аристократов. – Осталось выбрать вам помощника. Есть желающие?
И тут вылез Райдон.
– Я все же считаю, что подобные должности – это судьба. Так что жребий вполне уместен.
– Охаяси-кун. – И еще один полукивок. – В группе от восьми человек и выше жребий вообще никогда не уместен. Всегда можно найти… – Спорим, сейчас он хотел сказать: «Козла отпущения»… – достойную кандидатуру. Надо лишь обсудить сложившуюся ситуацию. Вот, например, вы. Мне кажется, из вас выйдет неплохой помощник старосты. У вас есть что на это ответить?
Вот тут-то класс и всколыхнулся. Но и Райдон не собирался сдаваться. Как истинный представитель самого «боевого» клана Японии он полчаса отбивался от всего класса разом. Дело осложнялось тем, что он не мог сказать: «Извините, ребята, но я туп как пробка». Честь клана и рода не позволяла подобной вольности. Так что Охаяси проявлял чудеса словесности, варьируя между очернением и возвышением себя, любимого. Попутно умудряясь время от времени атаковать порядки врага и заманивать его в ловушки иных обсуждений. А под конец так вообще выдал: