Универмаг
Шрифт:
Заместитель директора по кадрам, высокая женщина в костюме защитного цвета, наклонилась вперед и взглянула директору прямо в глаза.
– Даю справку. Звонили из дома. Сазонов болен. — И со значением добавила: — Надеюсь, он принесет бюллетень.
Но Фиртич, казалось, уже не слушал ее.
– А где Индурский?
– Здесь. — Коммерческий директор вошел в кабинет. — Думал, диспетчерскую отменили.
– Партком? Комсомол? Профсоюз? — продолжал Фиртич. — Кажется, все. Слава богу, никто, кроме Сазонова, не болеет. Сейчас болеть некогда, февраль—месяц короткий.
Он сидел за столом уверенный, широкоплечий. В каштановых с сединой волосах безукоризненный пробор...
Из напряженной,
– Как известно, товарищи, мы неплохо закончили прошлый год. Универмаг стал одним из ведущих в стране. — Боковым зрением Фиртич увидел блестящие за очками глаза Лисовского и резко отвернулся в сторону. — Но, к сожалению, мы потеряли темп. План января прорвали на двести тысяч. И в этом месяце положение не легче. Товары поступают с большими перебоями. Транспорт подводит. Я делаю все, что в моих силах...
Фиртич на диспетчерских старался говорить не более пяти минут. Вполне достаточно, чтобы изложить главное, наметить ближайшие задачи. Остальное доскажут сами сотрудники. К тому же он намечал поездку на Кирилловские склады, на товарную станцию, в исполком... Он не любил решать вопросы по телефону. И был убежден, что нет худшего врага для дела, чем телефон. Если хочешь испортить, затянуть, а то и вовсе ничего не добиться — позвони. Привычка эта осталась с молодости, с тех пор, когда он, Константин Фиртич, был рядовым товароведом хозторга и стоил восемьдесят рублей в месяц. Именно тогда он пытался решать вопросы по телефону. А его коллеги садились в собственные автомобили и отправлялись на охоту по базам, торгам, поставщикам. И их улов был значительней, чем результаты телефонных переговоров... «Послушай, — сказал ему завмаг, старый торговый зубр, — товаровед тот же толкач! Дело надо делать с глазу на глаз. А если над тобой не капает — меняй специальность»... Этот завмаг был человеком дела. Ему дали семь лет плюс три года поражения в правах по совокупности статей УК. РСФСР. Фиртич узнал об этом недавно. И, честно говоря, пожалел: у того редкие были способности, в его магазин покупатели приезжали из других городов и уезжали в хорошем настроении...
Тем временем диспетчерская шла своим чередом. Как обычно, направление совещания определяло выступление начальника планового отдела Франца Федоровича Корша. Франц Федорович был из обрусевших немцев. Среднего росточка, в узком пиджачке с хлястиком, Корш напоминал постаревшего школьника. Фиртич переманил его из другого универмага, добился для него в исполкоме квартиры (Корш до этого жил с семьей в коммуналке) .
В Универмаге было два человека, без которых Фиртич не мыслил своей деятельности: Лисовский и Корш. Самым поразительным качеством Корша была феноменальная память на цифры.
– Хочу подчеркнуть, что план февраля вполне реальный. В управлении учли все наши заявки. Начну с Азария Михайловича. Швейный отдел получил девяносто четыре процента, сегодня торгует девяносто два. Отстает на три дня к факту прошлого года... Текстильный отдел, — продолжал Корш. — Юрий Аванесович, вы сегодня работаете с отставанием на полтора дня к факту прошлого года. Вас интересуют цифры?
– Не надо. Я верю, — великодушно произнес Антонян, начальник отдела.
В кабинете загомонили. Никто не хотел лишать себя удовольствия лишний раз изумиться этому представлению. Факир, да и только. Корш улыбался и с легкостью выбрасывал цифры, точно голубей из шляпы. Фиртич смотрел на аккуратного начальника планового отдела, а мысли кружились возле одного и того же: «Как же и ты маху дал, Франц Федорович,
Совещание продолжалось согласно заведенному порядку. Первым после Корша выступил заведующий швейно-меховым отделом Азарий Михайлович Аксаков, старый служака «Олимпа». Стройный, подтянутый, с лихими гусарскими усиками, он словно поступил в «Олимп» по случаю сокращения штатов в Конногвардейском императорском обществе.
– Положение неплохое, — докладывал Аксаков. — Пальто сейчас вновь пошли. По взрослым реализация на пятнадцать тысяч, подростковые на десять. На выборке фондов дело обстоит так. — Аксаков заглянул в листочки. — Меха остается дополучить на сто пятьдесят тысяч... А вот принимать некуда, склад забит. — Аксаков поднял голову. — Просьба, Константин Петрович. Нельзя ли занять до первого красный уголок?
– Что вы?! — воскликнула секретарь комитета комсомола Рита. — У нас там репетиции каждый день. К женскому дню.
Аксаков пожал плечами: мол, глупости какие-то, дело делать надо, — и вновь взглянул на Фиртича.
– Постарайтесь справиться на своих площадях, — ответил Фиртич.
– Гладильщицы жалуются: спрессовано по-железному, не разгладить костюмы...
Фиртич уже кивнул заведующему текстильным отделом Антоняну. Солидный, в массивных роговых очках, Юрий Аванесович был похож на профессора медицины. Впрочем, он в своем деле достиг не меньшей квалификации.
– Положение серьезное, Константин Петрович. Я связался по телефону с нашими поставщиками в Ленинграде. Сырье у них есть, нет красителей. Обещали, но как-то неуверенно.
Фиртич сделал пометку в блокноте.
– Кстати, Юрий Аванесович, у вас есть голубая шерсть? Метров триста?
– Есть.Отпустите по перечислению ресторану «Созвездие». Они к вам обратятся... Канцелярский отдел!
Заведующая отделом Сударушкина, кривобокая подвижная женщина средних лет, в парике, с которым она не расставалась, вероятно, и ночью, с ходу ввинтилась в разговор.
– Ну так же нельзя! Гоняют моих девочек! На лестницу выставили с туалетной бумагой. А там сквозняки!
У Сударушкиной от негодования съехал набок парик, но она не обращала внимания, хоть и видела себя в старинном зеркале.
– Вообще все чихают на мой отдел. А у нас одна мелочевка, тетрадки-резинки. Продавцы с ног валятся, а все как пасынки...
Фиртич постучал пальцем по столу, терпеливо дожидаясь тишины.
– Ясно. Но продавать туалетную бумагу будем. Не столько коммерция, сколько тактика: покупатель придет за туалетной бумагой, глядишь, еще что-нибудь прихватит. Надо ставить вопрос иначе: как ее продавать? Может, соорудить у лестницы палатку с электрообогревом?
– Пожарники не разрешат. Бумага и электроплита, — вступил комендант.
– Почему? Есть масляные радиаторы, прибалтийские... Словом, пусть орготдел отработает вопрос и через два дня доложит. — Фиртич сделал пометку в календаре.
– Обувной, вам слово.
Стелла Георгиевна Рудина повела плечами и надела очки. Большие каплевидные стекла придавали ее полнеющему лицу моложавость...
Фиртич ценил Рудину. И в то же время что-то его настораживало в ней. Сразу же после своего вступления в должность он уволил трех заведующих отделами. Приглядывался и к Рудиной. Но четкого ощущения опасности, как это было в случае с заведующим отделом хозтоваров жуликом Спиридоновым, у него не было. Рудина работала добросовестно и энергично. Да, у нее была своя клиентура, знакомства, обязательства, прочные связи. Но кто на ее месте их не имел бы — жизнь такая. Фиртич этому не придавал серьезного значения. Иначе и нельзя, даже исходя из сугубо служебной пользы. Но иной раз нет-нет да и кольнет Фиртича настороженность, рецидив его прошлых подозрений...