Университет
Шрифт:
Бакли свернул к корпусу ИВИ. А ну как что-либо любопытное!
На стенде перед входом висел плакат: "ТРИО:
ФЛЕЙТА, РОЯЛЬ И ВИЗЖАЩИЙ ФЛАГЕЛЛАНТ. МАЛАЯ СЦЕНА. 20.00".
Бакли удивленно сдвинул брови, открыл дверь и вошел в холл. Со стороны зала доносились звуки флейты и рояля — в сопровождении истошных криков.
Что за хрень такая?
Какая-нибудь шутка, подумал профессор. Однако в глубине души он уже понял, что шуткой здесь и не пахнет. Его даже подташнивало от нехорошего предчувствия.
Бакли прошел через холл мимо входа в Большой зал и направился к Малому. Звуки флейты и рояля
Затем последовала новая серия воплей.
Бакли вошел внутрь.
Студенточка в аккуратном голубом костюмчике билетерши протянула ему программку, но он, не обращая внимания, пересек фойе и оказался в темном зале.
Похоже, там не было ни одного свободного места.
На сцене лысый пожилой мужчина во фраке играл на рояле, а молоденькая женщина в вечернем платье с открытыми плечами играла на флейте. Слева от этой пары устроился крупный мужчина, настоящий громила, одетый в плотно обтягивающий кожаный костюм. Перед ним на пюпитре стояли ноты. Глядя в них, он периодически поднимал плеть, которую держал в правой руке, и бил ею совершенно голого мужчину, привязанного к двум столбам.
Голый мужчина истекал кровью от многочисленных ран на всем теле. Он корчился от боли. В промежутках между ударами он жутко стонал, а когда плеть касалась его тела — истошно вопил и извивался.
Бакли невольно закрывал глаза при каждом ударе плети. Однако зрители в зале получали видимое удовольствие. Одни самозабвенно покачивали головой при каждом ударе, другие отбивали ритм сложенными в трубочку программками.
Мороз пробегал по спине Бакли. Чего только в жизни не бывает!.. Возможно, это действительно спектакль. Актеры — чудной народ, в наше время они на сцене всякое творят: и раздеваются, и трахаются. Стало быть, могут, потехи ради, и калечить себя, и делать на глазах у публики татуировки или ставить друг другу клизмы — Бакли слышал о таком. Быть может, то, что он сейчас видит, относится к разряду подобных маразматических представлений?
Да вот только зрители совсем не те, что посещают подобные мерзопакостные спектакли. Бакли обвел глазами зал. Сплошь люди за пятьдесят — очевидно, бывшие студенты К. У. Бреа и патроны университета. Все в строгих костюмах и платьях. Консервативнейшая публика. Не какая-нибудь богема, готовая скушать любое дерьмо и облизаться.
Несоответствие между происходящим на сцене и чинными пожилыми зрителями было ошеломляющим. У Бакли закружилась голова от ирреальности увиденного.
В ярком свете прожекторов плеть "удачно" опустилась на спину избиваемого мужчины — во все стороны полетели брызги крови. Следующий удар исторг особенно дикий крик из груди флагелланта — плеть полоснула его по гениталиям.
До Бакли дошло, что порка происходит помимо воли избиваемого. Несчастный был близок к агонии. Характер и количество ран говорили о том, что зрители присутствуют на самом обычном убийстве, а не на кровавом, но все же спектакле. Ни один мазохист не подвергает себя такой смертельной опасности. Значит, человек привязан к столбам неспроста и привязан по-настоящему — так, что он не может прервать действо, когда оно зайдет слишком далеко. А оно уже зашло слишком далеко...
Бакли вздрогнул всем телом — кто-то прикоснулся к его плечу.
Он резко обернулся и увидел билетершу в голубенькой форме.
— Извините, сэр, —
— Нет, нет, я ухожу, — торопливо сказал Бакли. Билетерша понимающе улыбнулась:
— Я так и думала, сэр.
Бакли выхватил программку из ее рук и быстрым шагом пошел прочь из театра. Он чувствовал, что лицо его искажено ужасом, и надеялся отдышаться в холле, прийти в себя и выйти на главную площадь в нормальном виде — чтобы люди не шарахались от него.
За спиной продолжало звучать изломанное арпеджио воплей флагелланта.
4
Наступила ее очередь участвовать в закрытии библиотеки, и Фейт добровольно вызвалась помогать на первом, третьем и пятом этаже.
Лишь бы ее не назначили на шестой этаж.
Уже не один раз она пыталась намеками выведать, как другие девушки относятся к шестому этажу. Но ни Тленна, ни Сью не испытывали ни малейшего дискомфорта на шестом этаже. Похоже, болезненная реакция наблюдалась только у Фейт. Другие вроде бы ничего странного на последнем этаже не замечали и работали там совершенно спокойно, не тревожась о какой-то неведомой неопределенной опасности.
Фейт пришла к выводу, что зря она так боится шестого этажа. Это все избыток воображения, преувеличенные и беспочвенные детские страхи.
Однако теперь ее вера в свою интуицию выросла — после разговора с Джимом, который предупреждал ее об опасности университета, а также после собственного жуткого опыта на аллейке, где из кустов на нее вылетело нечто страшное, крылатое. Возможно, следует больше доверять глубинным бессознательным страхам.
Инстинкт — штука надежная.
Джиму она ничего не рассказала про жутковатое приключение в аллее. Неизвестно почему. Она стыдилась этого своего молчания. Ей было совестно, что она не доверилась ему. Как будто этим предала его, обманула и переметнулась на сторону враждебных ему сил. Конечно, глупая мысль...
Действительно ли глупая?
Нет. Это была правильная мысль. Фейт была в курсе опасений Джима и его желания знать о всех необычных явлениях на университетской территории. Он сказал, что знания дают силу и ему нужно обладать всей полнотой информации о странных или сверхъестественных событиях.
Так почему же она промолчала о том, что случилось с ней в той аллее?
Возможно, просто хотела поберечь ему нервы, не пугать его. Ведь он тут же заведет прежний разговор о том, что ей надо незамедлительно бросить К. У. Бреа. Таким образом, в конечном счете она оберегала от волнений себя — не хотелось выслушивать очередную нудную проповедь.
И все же нет, причина ее молчания не в этом.
Она не знала подлинной причины — только чувствовала, что у ее молчания какие-то низменные, грязные мотивы.
И поэтому девушку мучила совесть.
Поскольку Фейт впервые участвовала в процедуре закрытия библиотеки, Гленна вначале подробно проинструктировала ее, а потом сопровождала подругу на первом и третьем этажах, чтобы та не допустила никаких промахов.
Следовало предупредить о закрытии всех служащих и последних читателей. Для этого обходили книжные залы, запасники, служебные помещения и туалеты — словом, заглядывали чуть ли не в каждый угол, чтобы никто случайно или намеренно не остался в здании библиотеки.