Университетский вопрос в России

Сборник статей

Еще, пожалуй, важнее, что совершенствуется само познавание: истина добывается с убывающею затратою сил, с постоянно уменьшающимися шансами напрасных попыток, ошибок и заблуждений, с растущими шансами прочного успеха; познавательный механизм вообще работает все лучше и точнее, совершенствуется мышление и в каждой отдельной науке, отбрасываются неудачные приемы, создаются новые способы и приемы познания и проверки, прежние совершенствуются с каждым поколением. И если предположить (невозможное), что добытое и накопленное тысячелетиями золото знания погибло, а сохранился теперешний усовершенствованный и все улучшающийся механизм познавания и научного мышления, то одно столетие такой усовершенствованной работы, может быть, с излишком наверстало и воссоздало бы в лучшем виде сделанное

тысячелетиями. И у каждого отдельного ученого сила не столько в количестве сведений, сколько в качестве мышления; последнее определяется отчасти природными дарованиями, в значительной же степени хорошею «школою», в частности усвоенным им умением и навыком владеть усовершенствованными веками приемами мышления, свойственными данной науке, причем тип его мышления может быть (и бывает у выдающихся ученых последующих поколений) еще совершеннее и элегантнее, нежели у предшественников, в частности и тех учителей, от которых он воспринял «школу» мышления и научной работы в данной области. Можно сказать, что наука не только знает сегодня больше, чем вчера, но и познает и мыслит сегодня лучше, чем вчера. Поэтому научный критицизм и наблюдение вечной смены идей и постоянного разрушения соединяются с надеждою и верою в великое будущее.

Человечество и теперь уже получает от науки великие и ценные дары – ценные в идеальном и материальном смысле, причем большинство и не знает даже, откуда они, где, как и кем они производятся. К такому большинству непосвященных относятся, между прочим, и те, которые, выучив какой-либо учебник, полагают, что они познакомились с наукою.

Как бы то ни было, поймать, так сказать, мчащуюся вперед к свету науку и зафиксировать ее на бумаге (изобразить путем написанных или напечатанных знаков) – совершенно невозможное и немыслимое предприятие.

Такое предприятие не было бы, впрочем, резонным, если бы оно даже было возможным. Изображение реальной жизни науки содержало бы множество повторений, сообщений тождественных по содержанию мыслей, а равно наряду с научным золотом оно содержало бы и много мишуры.

Но, конечно, желательно было бы иметь для ознакомления сообщение того ценного и высокого, что в данный момент имеется и происходит в науке, и вот, может быть, compendia и содержат такое сообщение и изображение ценного актива данной науки.

И это предположение было бы ошибочным, и притом во многих смыслах и направлениях. Мы только отметим некоторые обстоятельства, особенно важные для разъяснения смысла и функции университета как школы.

II.

Никакое руководство не может покушаться и никогда не покушается на сообщение всех ценных положений, добытых данною наукой. Оно может содержать разве 1/100 или 1/1000, обыкновенно еще меньшую долю ценных идейных результатов данной науки. Исключается громадная масса более специальных и частных положений, сообщается только известное скромное количество наиболее общих и важных положений.

При этом с образовательной точки зрения дефект, получающийся в случае ограничения ознакомления с наукою учебником, состоит не столько в ограниченности знания с количественной точки зрения (это не так важно), сколько в неправильности и односторонности общего представления о науке. Ознакомление с наукою по ее верхушкам не дает и не может дать представления о том широком базисе ее, который состоит в массе детальной работы, а эта детальная работа составляет в значительной степени тот фундамент, без которого положения руководства висели бы в воздухе, и имеет своеобразный, в каждой науке особый типический характер, без некоторого ознакомления с которым не может быть и ознакомления с общим характером науки.

Отсюда вытекает, между прочим, важное правило для научного образования, что минимум ознакомления с наукою не может состоять в изучении учебника только, а должен состоять из двух по крайней мере элементов: к минимальным общим сведениям учебника необходимо присоединение хотя бы некоторого ознакомления с детальною работою науки.

Уже с этой точки зрения очень прав приобретший весьма выдающуюся

преподавательскую славу знаменитый романист Вангеров в своем требовании, чтобы лекции давали и исследования, «углубляющиеся и в тончайшие детали» (ср. выше, с. 128). При нормальном числе лекций так обыкновенно и бывает, что они заходят гораздо дальше в разветвления науки (особенно те, в которых в данное время специально работает данный ученый, или особенно хорошо ему знакомые и представляющие особый интерес по другим причинам [41] ), нежели учебники. У некоторых немецких профессоров, между прочим, такое отношение лекций и учебника наглядно выражается тем, что в конце или в начале лекционного развития известной темы диктуется в течение нескольких минут извлечение для письменного учебника, а некоторые лекции остаются без таких тезисов для учебного усвоения. Ограничение лекций до масштаба учебников или до некоторых верхушек науки, а потому и соответственное сокращение числа лекций нанесло бы существенный вред университетскому преподаванию.

41

У нас большую роль подчас играют здесь магистерская и докторская диссертации, иногда только магистерская, если раззнакомление с наукою началось уже после защиты магистерской диссертации, т. е. в такое время, когда и серьезного знакомства с наукою обыкновенно еще нет.

Далее, весьма полезно и необходимо в университете возможно обильное и разнообразное предложение разных специальных курсов: университет без специальных курсов – хромой, ненадлежащий университет, поэтому и университет без надлежаще развитой доцентуры не есть университет, как следует быть.

Но возвратимся к учебникам и их отношению к науке в собственном смысле, чтобы поставить дальнейший вопрос.

Может быть, руководства содержат по крайней мере сумму достигнутой в данное время наукою мудрости в области тех наиболее общих и крупных проблем, которые составляют их предмет?

Для нас все-таки особенно ценны наиболее общие положения нашей науки, истина, а по крайней мере лучшее, наиболее совершенное приближение к истине, в области известной совокупности более общих и крупных вопросов. Поэтому поставленный вопрос имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение, между прочим, и для желающих сознательно учиться или сознательно направлять учение других.

К сожалению (особенно с точки зрения тех, которые склонны усматривать в учебниках не только начало, но и удовлетворительный конец ознакомления с наукою), на поставленный вопрос может быть только отрицательный ответ.

Прежде всего нельзя забывать, что наука реально живет и – особенно в Новое время – быстро развивается в психике многих ученых, но того, что теперь находится в «лучших умах» представителей мыслительного процесса данной области науки, знать и сообщить в руководстве невозможно. Нам, ученым, доступно только то (кроме добытого собственным умом), что наши commilitones, соратники в борьбе за истину, уже поведали миру; говоря практически, нам доступно обыкновенно только последнее печатное слово, но не последняя мудрость науки. А это две очень различные вещи.

Пожалуй, то, что находится в умах более посредственных, а тем более совсем слабых не идет дальше (или даже находится более или менее далеко позади) последней «печатной мудрости» науки. Но среди серой массы тружеников науки, двигающих ее вперед разве в капиллярных и микроскопических ее разветвлениях, имеются и сильные и подчас могучие умы, иногда много прежних крупных и, казалось, крепких идейных строений в мысли разрушающих и заменяющих их более совершенными идейными строениями, – может быть, только более близкими к истине станциями, может быть, вполне соответствующими истине решениями. И к ним, заметим, относятся не только несколько известных нам крупнейших и знаменитых в данной науке ученых, но и, может быть, столько же только начинающих привлекать взоры ученого мира или даже и совсем еще неизвестных (кроме разве небольшого кружка слушателей начинающего доцента) ученых.