Unknown
Шрифт:
уже летал, в восемнадцать имел летную лицензию.
Поступил на военную службу... и попал не просто на войну, он оказался в армии, которую
быстро и бесславно разгромили.
...Девятнадцатилетнего Маридора и еще четверых французских летчиков выловили из Ла
Манша английские моряки с торгового корабля. Эти пятеро, пустившиеся в плавание на
утлой лодочке, жаждали продолжать борьбу с немцами.
Маленького роста, болезненно нервный, молчаливый, Маридор признавал в жизни только
одно: полеты.
Его
Его заставили понимать английские команды, английские обычаи, английские шутки,
английский армейский распорядок. Он соглашался на все, пока ему позволяли летать...
Нэш передернул плечами:
— Есть что-то дьявольское в том, чтобы сражаться с роботом.
— Почему с роботом? — удивился Маридор.
— Когда против тебя действует другой истребитель, пусть даже лучше вооруженный, чем
твой собственный, ты все-таки бьешься с человеком, с плотью и кровью. Можешь его
обмануть, перехитрить, превзойти в мастерстве. Он уязвим, понимаешь? А робот — это
монстр.
— У робота нет мозгов, — пожал плечами француз. — А у тебя они есть.
— Кстати, о мозгах, — вмешался Кинжстоун. — Следует иметь в виду вот что. Если мы
попадем в «дайвера» из пушки или даже из пулемета, он упадет на землю и взорвется. Но
остается еще вероятность того, что эта штука взорвется прямо в воздухе, у нас перед
носом. Поэтому мудрое руководство запрещает летчикам приближаться к «фау» ближе,
чем на сто пятьдесят метров. Нэш, посчитай, сколько это будет в футах!
— Я думаю, — сказал Маридор, — что повреждение от горящего топлива или
разлетавшихся кусков «фау» наш истребитель может получить на любой дистанции. Это
как повезет. Главное — сбить его.
— Все французы — отчаянные головы или ты у нас один такой? — спросил Нэш.
— Почем мне знать! — ответил Маридор. — Я давно не был во Франции.
3 августа 1944 года, воздушное пространство над Ла Маншем
Маридор вел «Спитфайр» над проливом. Он преследовал самолет-снаряд, летевший на
английский берег.
Побережье приближалось по мере того, как развивалась погоня. Видны были уже дома на
берегу... Городок, еще один...
«Фау» должен быть уничтожен в воздухе. Нельзя допустить его падения на землю.
Очередь повредила самолет-снаряд. Он потерял управление и... не взорвался. Он начал
падать.
Городок приблизился настолько, что видны уже были люди.
— грохот, который неуклонно приближался. Видели немецкий самолет-снаряд — смерть,
готовую упасть на них с небес.
Видели Спитфайр, изрыгающий пламя, настигающий «Фау»...
Вот Спитфайр догнал поврежденный самолет-снаряд и толкнул его. В небе вспыхнул
огненный шар, повалил черный дым, и из этого клубка пламени и дыма начали падать
обломки.
Спитфайр с оторванным крылом рухнул на землю. Пилот находился в кабине.
Местная больница располагалась в нескольких шагах от места крушения.
Но больница, которую спас Жан-Мари Меридор, пожертвовав собой и своим самолетом,
не смогла спасти героя: Меридор умер, не приходя в сознание.
20 августа 1944 года, воздушное пространство в районе Лондона
Флайт-сержант Пол Лива, бельгиец, поднял свой Спитфайр XIV по тревоге.
«Дайвер» беспрепятственно прошел два рубежа обороны и направлялся к столице
Британии.
В наушниках шлемофона слышался бесстрастный голос офицера наведения.
— Вижу цель! — сообщил Лива. — Я у него на хвосте!
Он перевел самолет в пологое пикирование, чтобы набрать скорость. «Спитфайр» догонял
«Фау». Еще немного... Однако в горизонтальном полете скорость самолета немного упала,
и «Фау» начал отдаляться.
Лива открыл огонь.
Он видел, как от самолета-снаряда отлетают куски, однако «дайвер» продолжал лететь.
Зато скорость у него упала, и «Спитфайр» догнал его. Осталось нанести последний удар.
— Все, попался. — Лива нажал на гашетку... и вместо пушечно-пулеметного стрекота
услышал свист сжатого воздуха пневмоспуска. Боекомплект закончился.
— А, черт! — выругался бельгиец.
— Удачно? — осведомился в наушниках спокойный голос офицера наведения.
— Стрелять нечем, — ответил Лива. — Я повредил эту штуку, но добить не могу.
— Плохо дело, — с раздражающим бесстрастием отозвался офицер. — Лети назад.
Дальше баллоны заграждения.
— Черта с два! — воскликнул бельгиец. — Это моя добыча, и я ее не брошу.
В полете «Фау» управлялся отклонением руля направления и рулей высоты. Автопилот
летающей бомбы, говорили летчики, чрезвычайно чувствителен к возмущениям по каналу
крена.
— Попробую еще раз, — решил Лива. — В последний.
— Как бы этот раз не стал последним для тебя, — предупредил голос в наушниках.
Лива подошел к летающей бомбе вплотную. Он ясно видел пробоины, оставленные