Unknown
Шрифт:
16 января 1942 года, Кинешма
Майор Акуленко занял место пилота. «Сова» была, по утверждению инженера, готова к
полету.
— Устроились, товарищ Смоляров? — Акуленко обернулся к своему летнабу.
Смоляров кивнул:
— Так точно.
Он решил лично доказать правильность своей сборки. Хотя работал, скорее, по наитию.
Конструкция оказалась простой, многие узлы, в том числе и двигатель, похожи на те, с
которыми Смоляров и его помощники уже имели
Только вот шасси...
— Кошмарная каракатица, — ворчал Смоляров. — Ну ничего, ты мне покоришься.
И в самом деле, «каракатица» тоже не представляла, после укрощения, большой
проблемы.
Аппарат, хоть и не годился для полноценной фронтовой работы, показался Смолярову
интересным, и он воспользовался возможностью от души «поковыряться» в разработках
заокеанских коллег.
Взлетели, сделали круг и приземлились благополучно.
— Что ж, машина послушная, не капризная. Начало положено, — подытожил Акуленко. И
вздохнул: — Сюда бы броню!..
7 февраля 1942 года, Кинешма
Майор Кочановский был опытным летчиком. Ему было уже под сорок, позади —
Финская, теперь вот — Ленинградский фронт.
Сейчас 50-я отдельная корректировочная эскадрилья, которой он командовал, прибыла в
расположение 22 запасного авиаполка — для переучивания.
Кочановский сразу обратил внимание на странный самолет, стоявший на аэродроме.
Подошел поближе, рассмотрел.
— Что за зверь такой? — удивился он. — Впервые вижу!
Инженер Смоляров пожал ему руку, представился.
— Вижу, вас интересует американский корректировщик, — заметил он. — Это «Кертисс».
— Почему о нем ничего не было известно? — Кочановский поднял бровь. — О
«Харрикейнах» говорят, а об этом...
— Этих самолетов мало, — ответил Смоляров. — Но нам сейчас не лишние даже они.
Если хотите, испытайте его. Он недавно прибыл. Стоило бы узнать потенциальные
возможности боевого применения этого самолета. Может быть, мы его недооцениваем.
— Это корректировщик? — Кочановский нахмурился. — Я сразу вам скажу, в любом
случае он лучше совсем уж устаревших бипланов Р-5.
— Хотите провести испытания?
— Что значит — «хочу»? Разве они не проводились?
— Настоящие испытания? Нет. Мы еще не успели.
2 марта 1942 года, Иваново
Майор Кочановский поднял «американца» в воздух.
Отдел боевой подготовки Главного управления начальника артиллерии Красной Армии,
получив инициативу летчиков, выдал задание на испытательные полеты «Кертисса».
(Название
Кочановский посадил самолет через полчаса. Пока комиссия снимала показания с
приборов, Кочановский писал набросок отчета:
— Обзор хороший, кабина просторная — в случае чего можно взять третьего человека, то
есть самолет пригоден для заброски десанта. Что плохо — бронезащиты никакой,
вооружение слабое. В общем, «Кертисс» можно взять на вооружение корректировочных
эскадрилий. Но только тут надо с умом: на территорию противника залетать не стоит,
корректировать огонь лучше из расположения своих войск. Ну, или летать по ночам.
— На то они и «Совы», — заметил Смоляров.
— А можно, кстати, и усилить вооружение и установить броню, — добавил Кочановский.
— Тогда самолет станет тяжелее, — резонно указал Смоляров. — Пока ничего менять не
будем, а там — по обстоятельствам.
12 марта 1942 года, Кинешма
— Младший лейтенант Мухар грохнул «Кертисс»! — доложил дежурный по аэродрому.
Майор Акуленко стукнул кулаком по столу:
— Сам-то жив? Я с ним еще разберусь!
На самом деле он был почти доволен: обучение всех трех эскадрилий, вооруженных
«Кертиссами», шло интенсивно. Если пилоты начали ломать самолеты, значит, чувствуют
себя на них достаточно уверенно.
Мухар потерял ориентировку в полете, горючего ему не хватило, и самолет, посаженный в
чистом поле, потребовал капитального ремонта...
29 марта 1942 года, аэродром Иваново — аэродром Плеханово
— Мы летим под Ленинград! — сказал командир звена младший лейтенант Петр
Жилинский. — Все вы, товарищи, понимаете, что это значит.
Летных часов на «Кертиссах» у всех было мало — не более шести. Но «американец»
показал себя машиной покладистой, так что проблем возникнуть не должно.
Лишь бы не встретить вражеские истребители...
Но неприятности у Двенадцатой эскадрильи начались раньше: подвела «каракатица».
— Афоничкин, как садишься! — Жилинский сжал кулак. Промежуточная посадка в
Череповце оказалась для одного из самолетов «роковой»: «Кертисс» младшего лейтенанта
Афоничкина перевернулся, повредил стойку шасси, стабилизатор и мотор.
Афоничкин выбрался наружу, помог вылезти летнабу.
Как многие «слабые» машины, «Кертисс» сам бился, но экипаж не убивал.
— Остаешься в Череповце, — приказал Жилинский. — После дозаправки летим дальше
впятером.
И снова в путь, к Ленинграду.