Untitled.FR11.rtf5

Неизвестно

Весь этот разговор Петру Николаевичу Исправникову очень не понравился. Он подавил в себе желание встать и вытянуться по стойке «смирно» и наклонился к Громыхалову.

— Слушай, Ванек... — богобоязненно спросил он. — Может, его задавить луч­ше, чтобы в грех не вводил?

— Не гони, Петро. — остановил его Иван Гаврилович, задумавшись. — Не гони. Мне кажется, Федя, я догоняю тебя. Есть в этом зерно, ей-Богу, есть. Ай да Федька! Ай да сукин сын! Ты ведь и в самом деле пернул, зараза!

Тут же он потребовал,

чтобы Евгений Иудкин взял лист бумаги и записал, кого можно назначить евреем.

Первым в этот список Иван Гаврилович велел записать самого Федора Михай­ловича.

— Ты умный, Федя! — сказал он. — Такого ни один природный еврей приду­мать не смог бы. Потом, Иудкин, меня пиши. Я богатый сильно. Русские такими богатыми не бывают.

— И меня тоже пиши в евреи! — потребовал Исправников. — Я антисемитов с детства переносить не мог.

— Пиши и Петруху . — согласился еврей Громыхалов.

Список быстро рос, а когда слух о составлении его распространился по городу, то от желающих записаться в евреи вообще не стало отбоя.

Пришел дилер Носов и попросил, чтобы поменяли ему фамилию на Шнобелев.

— Я же всегда Шнобелевым и был! — признался он.

И тогда Иван Гаврилович Громыхалов предложил подвести черту.

— Этак и в русские записывать некого будет. — сказал он. — Ишь, сколько нас, расплодилось, пока переписи не было. Кто, интересно, работать будет, если все в явреи запишутся?

— А как же я? — обиженно вскричал Евгений Иудкин. — У меня и фамилия подходящая, и поэт я к тому же, основоположник!

— Мало ли у кого из этих русских фамилии подходящие, — сказал Петр Гри­горьевич Исправников. — Все равно, товарищ поэт, все в евреи не поместятся. Русским тоже свои поэты нужны.

Но главный предиктор заступился за своего имиджмейкера.

— Иудкин, конечно, дефективный еврей, но, с другой стороны, как же я без него? Знаешь, Иудкин, мы шабесгоем тебя запишем.

— А что это такое? — удивился Иудкин.

— Ну, понимаешь. — сказал главный предиктор задумчиво. — У нас, у ев­реев, такой обычай есть. Нам по субботам не положено делами заниматься. А на руководящей работе бывают неотложные дела. Вот и приходится нанимать какого-нибудь шабесгоя, чтобы он их делал.

На этом и завершилась историческая ликвидация Первого и Второго исчезно­вения.

И напрасно бушевал Яков Абрамович Макаронкин, требуя, чтобы его тоже за­писали в евреи.

— Человече. — вздохнув, сказал ему мыслитель Федя. — На хрена беспоко­ишься ты? На хрена тебе в евреи лезть? Неужели вечно жить собираешься? Не хлопочи напрасно. Жизнь — коротка. Смирись и о душе думай, как и положено вам, русским...

ДЕВЯТОЕ АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Список рельсовских евреев был вывешен во всех общественных местах, дабы знали рельсовцы, кто теперь есть кто, и не смели по незнанию своему нарушить только

что принятый закон об особом иммунитете лиц еврейской национальности.

Но — увы! — хотя большинство рельсовцев с пониманием отнеслось к рефор­ме и окружило вновь назначенных евреев горячей любовью и почитанием, на­шлись и такие, которым не по нраву пришлись перемены.

Но что можно сказать на это?

Разве только задать вопрос, а возможно ли вообще такое общественное устрое­ние, которое нравилось бы всем. Человечество имеет тут колоссальный опыт, оно перепробовало, как мы знаем, первобытный коммунизм и рабовладение, фео­дализм и капитализм, социализм и перестройку, но всегда находились недоволь­ные, всегда появлялись критики и оппозиционеры.

Я знаю это и по своему опыту.

В квартире, где я проживал, в городе на Неве, на моих глазах сменилось не­сколько общественных формаций.

Особенно запомнился мне проживавший в квартире депутат Векшин. Он уму­дрился побывать в законодательной власти во время перехода от социализма к рабовладению и чуть было не стал главным владельцем квартиры, но был, в ре­зультате, обращен в бесправное состояние, когда наступила эпоха рабовладения. Любопытно то, что ни в одну из эпох, ни будучи депутатом, ни будучи рабом, господин Векшин не ощущал себя достаточно счастливым и успокоенным.

Я помню, как тяжело переживал за депутата Векшина Дважды герой Вселенско­го Союза, поэт Федор Михайлович Шадрунков. Он писал в Комитеты защиты прав домашних рабов и животных, он устраивал демонстрации у себя в комнате, он по­давал петиции с требованием улучшить содержание депутата Векшина, и многое, очень многое делалось в этом направлении, но депутат и этим был недоволен.

Так что надо ли удивляться, что нашлись критики и у реформы, произведенной Федором Михайловичем Любимовым.

Но повторим, странно, если бы было иначе.

Тогда бы нам и Галактика Обетованная не потребовалась. Здесь, в этом гряз­ном и тесном мире, и провели бы мы всю вечность.

Но разговор этот выходит за пределы той истории города Рельсовска, которую поручил мне составить Главный предиктор Восточных территорий, Президент Четырехсотлитрового Банка, Главный почетный еврей Рельсовска Иван Гаврило­вич Громыхалов.

Заставляет меня спешить с завершением труда и то обстоятельство, что не­обходимо срочно освободить захваченную мною у Большого еврея Рельсовска, Президента Столитрового Банка и директора НИИ Человека и Трупа Петра Ми­хайловича Исправникова квартиру.

Завершая свой труд, мне хотелось бы обратиться с письмом в канцелярию Штаб квартиры НАТО .

«Чтобы увереннее идти вперед, нужно разобраться в относительной величине нашей планеты ко всей Вселенной...

Также необходимо выяснить: чувствуют ли женщины и девушки половое сно­шение на расстоянии.