Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
Шрифт:
Поэтому сипаи сражались с участниками Боксерского (Ихэтуаньского) восстания в Китае, но не с диверсантами-бурами в Южной Африке. Многие индусы негодовали из-за этого клеветнического обвинения или оскорбительного намека на неверность. Они искренне хотели победы империи. Но презираемые «англизированные индусы» часто радовалась и успехам буров. Воинственные националисты, например, Бала Гангадар Тилак, который цитировал изречение патанов о том, что британское правление стало «наградой, данной британцам Аллахом, сидящим на стволе пушки», отмечал, насколько они уязвимы для «партизанской войны» [1361] . Двойственность индийской позиции воплощалась в худощавом молодом радикальном юристе по имени Мохандес Ганди, который был известен в Южной Африке, как «адвокат кули» [1362] .
1361
D.Omissi,
1362
M.K.Gandhi, «An Autobiography» (Ahmedabad, изд. 1958), 78.
Ганди, что означает «бакалейщик» на его родном языке гуджрати, был сыном старшего министра (девана) в маленьком княжестве Порбандар. В возрасте тринадцати лет в 1882 г. его женили на маленькой девочке, выбранной для него отцом. В дальнейшем он стажировался во «Внутреннем Темпле» в Лондоне, где приобрел взгляды, типичные для метрополии.
Ганди брал уроки бальных танцев и одевался, словно денди. Один раз его видели на Пиккадилли в шелковом цилиндре, накрахмаленном воротничке, галстуке, окрашенном во все цвета радуги, шелковой рубашке, визитке, с брюками в полоску, сшитых на заказ ботинках и коротких гетрах. В руках он держал перчатки и трость с серебряным набалдашником.
Нескладный маленький Ганди стал символом встречи Востока с Западом. Он впитывал индуистский трансцендентализм из таких классических произведений, как «Бхагавадгита», но ассимилировал идеалы «викторианского джентльмена» [1363] из изучения права в Англии. Перекинуть мост через пропасть ему помогали такие мудрецы, как Толстой, Раскин и Торо, которые оказали на него очень сильное влияние.
Более того, Ганди участвовал в эклектических движениях вроде распространения теософии и вегетарианства. Он очень много читал и мало ел, в отношении еды у него имелся определенный заскок. Например, когда его сын был на грани смерти, больше всего он боялся, что врач даст ему говяжий бульон. В конце концов Ганди заявил, что его еда должна стоить не больше трех ан в день. [Ана — мелкая монета в Индии, 1/16 рупии. — Прим. перев.]
1363
J.M.Brown, «Gandhi — A Victorian Gentleman: An Essay in Imperial Encounter», JICH, XXVII (май 1999 г.), 69.
Поскольку ничто так не осложняет жизнь, как поиск простоты, это ограничение создавало необычные проблемы и требовало затрат. Например, Ганди отказывался от коровьего молока, поскольку оно способствовало похотливости и вожделению, и пил только молоко «самой невинной» козы [1364] .
Ганди был не только аскетом в еде, но и странствующим проповедником. Он постепенно уменьшал количество одежды, пока не достиг состояния санкюлота. Его знаменитое едкое замечание состояло в том, что европейцы «носят плюс четыре одежки, а я предпочитаю минус четыре» [1365] . Как и Эдвард Карпентер, который «проповедовал евангелие спасения сандалиями» на основании того, что ботинки — это «кожаные гробы» [1366] , Ганди научился сам изготовлять сандалии. Он даже подарил пару (сделанную на Ферме Толстого, утопической общине недалеко от Йоханнесбурга, которую он основал в 1910 г.) генералу Смэтцу.
1364
Chaudhuri, «Thy Hand», 436.
1365
D.G.Tendulkar, «Mahatma», II (Delhi, 1951), 113.
1366
C.Tsuzuki, «Edward Carpenter 1844-1929: Prophet of Human Fellowship» (Cambridge, 1980), 115 и 64.
В целом взрослый Ганди был смесью восточного мистика и западного безумца, скромным садху и умным адвокатом, ясновидящим и революционером.
В Южной Африке в 1890-е гг. он все еще развивал свои идеи и оттачивал тактику. Ганди почувствовал груз дискриминации, когда прибыл в Дурбан. Его толкали и пинали служащие железной дороги и полицейские, а один раз сильно избили. Вскоре этот юрист занял лидирующую позицию в сопротивлении расовым законам Наталя, где индусы количественно превышали европейцев.
Про европейцев Ганди говорил, что они «хотят опустить нас до уровня необразованного кафра».
На самом деле Ганди помог сформировать Индийский санитарный корпус. Он сам служил в нем, носил форму цвета хаки, повязку с красным крестом на рукаве и усы. В Спион-Копе Ганди попал под обстрел, за что получил медаль. Когда умерла королева Виктория, он возглавлял процессию индийских плакальщиков в Дурбане и телеграфировал королевской семье соболезнования сообщества, «оплакивающего потерю империей величайшей и самой любимой монархини на земле» [1367] .
1367
Y.Chadha, «Rediscovering Gandhi» (1997), 189, 82 and 87.
Но к индусам Южной Африке не просто не стали лучше относиться после войны, они столкнулись с препятствиями и худшими ограничениями в правах — просто потому, что у них коричневая кожа [1368] . Например, в Трансваале, бурские законы об обязательной паспортизации, которые Милнер ранее осуждал как порочную манифестацию крюгеризма, стали вводиться с новой силой.
Ганди шокировало и лицемерие, и несправедливость. Он сам выступал за бедность, целомудрие и гражданское неповиновение, вел активную кампанию за права индусов путем пассивного сопротивления. Он называл ее «сатьяграха» — «сила души». Это смесь крестьянского пацифизма и индуистского отсутствия насилия.
1368
Hancock, «Smuts», I, 328.
Ганди вдохновлял своих соотечественников за границей и заново оживил националистическое движение в своей стране. Корни этого движения уходили в восстание сипаев и даже более ранний период.
* * *
После 1857 г. британцы в Индии сами были вынуждены выбирать из двух зол, Востока и Запада. Чтобы поддерживать стабильность, они чувствовали себя обязанными управлять в манере восточных деспотов и при помощи меча, полностью поддерживая старый порядок. Колонизаторы выражали скептицизм по поводу улучшения доли местных подданных. Такой прогресс «полностью противоречил всем восточным идеям».
«Еще две тысячи лет их не изменят, — объявил сэр Уильям Дэнисон, губернатор Мадраса. — Они не сделают белого человека из индуса» [1369] .
Независимость могла являться целью, но многие британцы считали, что ее можно достигнуть (если вообще можно) только после болезненно медленных реформ.
Лорд Элджин, который сменил Каннинга на послу вице-короля Индии в 1861 г., едва ли мог желать изменить условия проживания людей, к которым относился «не как к собакам, потому что в таком случае им можно свистнуть и погладить, а как к машинам, с которыми нельзя никак общаться или испытывать сочувствие» [1370] .
1369
W.Denison, «Varieties of Vice-Regal Life», II (1870), 83.
1370
Вencе-Jones, «Viceroys», 44.
Элджин, который, как утверждали, говорил банальности, очень требовательно выступал за политику постепенного осуществления социальных преобразований. «Мы должны, по крайней мере, какое-то время, ходить дорогами, проложенными другими, — сказал он. — Нужно выровнять маленькую ямку здесь, убрать немного грязи там, а если вкратце — ограничиться работой мусорщика. Она очень скромная, а отчасти — довольно неприятная» [1371] .
С другой стороны, просвещенные викторианцы едва ли могли отрицать, что хорошее управление было разумным основанием британской администрации. «Улучшение санитарных условий, образование, больницы, дороги, мосты, навигация, — повторял лорд Майо, который стал вице-королем после сэра Джона Лоуренса в 1869 г. — Мы пытаемся за полстолетия сделать то, что в других странах заняло жизнь нации» [1372] .
1371
Gopal, «British Policy in India», 59.
1372
CUL, Add 7490, Mayo Papers, папка 149, письмо Майо Ар-гиллу от 19 апреля 1869 г.