Упавшие в Зону. Вынужденная посадка

Буторин Андрей Русланович

То же самое сделала уже и Забияка. Теперь она вытаскивала из-за камня трясущегося «кузнечика».

– Бежим! – крикнул ей сталкер. – Надеюсь, он придумал что-то дельное.

– Помоги! – позвала девчонка, держащая за одну ляпу Блямса. – Хватай его за вторую руку!

Пока они добежали до разведчика, «камнелобые» начали очухиваться. Вперед, видя своих застывших сородичей, они бежать больше не решились, мозгов на это хватило, но хватило ума и на то, чтобы обогнуть опасное место через лес, по следам своих преследуемых. Непонятно почему, не стали они и стрелять сквозь «тормозилку», что, наверное, и спасло в первую очередь Шершня со спутниками.

– И что теперь? – крикнул

он Плюху. – Куда мы теперь-то, так-на?

– Туда, – ткнул пальцем разведчик на фиолетовую хренотень чужаков. – Другого пути нет.

Конечно, помирать было так и так, в этом сталкер даже не сомневался, и все же он бы предпочел сдохнуть от пули, а не наложив в штаны от сиреневого ужаса. Но разведчик, девчонка и «кузнечик» уже мчались туда со всех ног, так что расклад стал немного другим: отдать концы одному, в окружении злобных обезьяньих харь «камнелобых», или уйти в мир иной вместе с теми, кого он, говоря откровенно, был бы не прочь назвать друзьями, если, конечно, не собирался бы их предать… Ну да теперь-то уже не предаст, не успеет. Поэтому Шершень выбрал второй вариант кончины и тоже помчался к безумно-пурпурным строениям.

Спутники его ждали у пульсирующего мертвым сиреневым светом круглого, словно жадно распахнутый рот, входа в пурпурную, высотой с трехэтажный дом пирамиду. Вот интересно только: ждали, потому что переживали за него, или оттого, что самим было страшно в эту мерзкую глотку нырять? Ну да ладно, какая разница, – главное, что подождали. Правда, и теперь что-то не особо спешат внутрь лезть. Может, передумают все-таки?..

– Слушай, – решил «помочь» в этом Плюху сталкер, – давай не будем, а?

– Чего не будем? – сердито зыркнул на него косморазведчик. – Жить?

– Да жить-то мы, думаю, по-любому не будем уже… – опустил глаза Шершень.

– Не каркай! – сердито притопнула Забияка.

– Погоди, – остановил девчонку Плюх. – Пусть скажет, почему он нас хоронить собрался. Меня, помнится, один раз и так уже чуть не закопал, только я до сих пор что-то бегаю.

– В тот раз я ошибся, признаю, – сказал сталкер. – Только теперь-то на хрена себя надеждами питать? У вас что, глаз нет? Да вы разуйте их хорошенько! Куда вы лезть собрались? Это же пасть самая натуральная, так-на, только что без зубов. Вон и внутри все розовое, как в глотке… Схарчит нас, переварит и высрет четырьмя мелкими кучками. Или одной большой. То-то повоняем на славу!

– Это лишь твои больные фантазии, не более того, – процедил косморазведчик. – А вот если мы туда не полезем, то нас однозначно пристрелят, и тогда мы уже стопроцентно будем вонять четырьмя разлагающимися кучками. А если нас какие-нибудь падальщики сожрут – то множеством мелких.

– «Камнелобые» и сожрут, – буркнул Шершень. – С хрена ли им еще нападать было.

– Вот видишь! В общем, так… Насильно я никого за собой не тяну. Я пойду первым. Остальные – по желанию.

Плюх повернулся к сиреневой «пасти».

– Погоди, – сказал ему в спину сталкер. – Что с твоим бластером, разрядился? И почему ты без шлема?

– Разрядился, – не оборачиваясь ответил косморазведчик. – И бластер, и скафандр.

– Холера в крапинку! – прокомментировал Шершень. – Тогда вообще зашибись.

Плюх, ничего не сказав на это, шагнул в розовое нутро пирамиды. За ним, почти без задержки, последовали Забияка и Блямс. Сталкер же продолжал топтаться у входа. Неизвестно, как долго это бы еще продолжалось, но «камнелобые» снова открыли пальбу. Близко они подходить откровенно боялись, но и с расстояния в триста-четыреста метров попасть из нескольких пулеметов в неподвижную мишень было лишь делом времени. Причем наверняка весьма недолгого. Уточнять, как быстро это произойдет, Шершень не стал: набрал в легкие воздуха, будто собираясь нырять в воду, и ступил «за порог» зловещей сиреневой «пасти».

Неожиданности,

а точнее – ожидаемые неприятности, начались сразу же. Первым делом сразу же за сталкером сомкнулось отверстие входа. «Ну все, точняк проглотила, – похолодел Шершень. – Теперь жевать начнет». Он начал озираться в поисках зубов, которых не было видно снаружи, но не обнаружил ничего похожего и внутри. Как ни странно, несмотря на отсутствие каких-либо источников света, в розовой «глотке» было светло. Правда, взволнованный и перепуганный сталкер на это поначалу не обратил внимания, вернее – не задумался, за счет чего он видит окружающие его «красоты». Его внимание в первую очередь привлекли стены «туннеля», в котором он сейчас находился. Ярко-розовые, с неприятным влажным блеском, они и впрямь походили на внутреннюю оболочку то ли горла, то ли пищевода, то ли и вовсе какой-нибудь кишки – в анатомии Шершень был не силен, но разыгравшееся воображение подбрасывало ему одну ассоциацию за другой. Хорошо еще, что диаметр «трубы» оказался не слишком маленьким – где-то под два с половиной метра, – так что касаться стенок руками или головой не приходилось. Ноги же, к счастью, были обуты в ботинки, но даже сквозь толстые подошвы ощущалась упругая податливость розовой оболочки. Обрадовало сталкера и то, что внутри «кишки» ничем не пахло – во всяком случае, ничем тошнотворным, что было бы связано с процессом пищеварения. Это, вкупе с отсутствием в «глотке» зубов, подарило ему небольшую надежду. Во всяком случае на то, что съеден он если и будет, то не в самом ближайшем будущем.

Когда первые впечатления схлынули, Шершень наконец-то опомнился. Спутников не было ни видно, ни слышно, а оставаться здесь в одиночестве ему сейчас хотелось меньше всего.

– Эй! Подождите меня! – крикнул он.

Слова прозвучали глухо, как в бочке. Сталкеру стало и вовсе не по себе. Сорвавшись с места, он бросился в глубь розового «туннеля».

Вскоре «глотка» разделилась на два ответвления. Шершень остановился и снова крикнул:

– Вы где?! Плюх, куда вы свернули?!..

Если ему и ответили, сталкер ничего не услышал. Судя по всему, звуки исчезали здесь сразу же, едва успев вырваться изо рта. Впрочем, в этом случае и его усилия докричаться до спутников не имели никакого смысла.

Шершень выбрал правое ответвление. Решил, что пробежит по нему, считая до ста, и если не догонит Плюха и остальных, то вернется назад и попытает счастья в левой ветке.

Досчитать он успел лишь до тридцати трех. Стенки «туннеля» внезапно прыгнули вверх и в стороны, и сталкер очутился в неком подобии блестящего розового мешка. «Желудок…» – мелькнула тошнотворная мысль. Шершень был почти уверен, что сейчас на него польются потоки желудочного сока, и даже непроизвольно сжался.

На него ничего не полилось, зато вдруг сильно закружилась голова. Настолько сильно, что пришлось сесть на упругий розовый «пол», как ни противно это было делать. В висках зашумело, перед глазами зароились темные мошки. Сталкер еще успел подумать, что вместо желудочного сока этот гигантский желудок использует газ, как вдруг все исчезло – и звон в ушах, и головокружение, и сами мерзостные розовые стенки вокруг него.

Шершень сидел на поляне. Поблизости синели заросли орешника с плодами в виде липких оранжевых шариков. А вот и раскоряченное, похожее на четырехметрового, тоже синего, осьминога дерево с редкими голубыми иглами на тоненьких ветвях. Схрон сталкера был под одним из восьми толстых корней-«щупалец». Но как же так? Какая холера в крапинку его сюда занесла?!.. В голову не приходило ничего иного, как то, что газ в розовом «желудке» оказался усыпляющим, и его, Шершня, перенесли сюда сонным. Но кто перенес?.. Зачем?!.. Ведь это же не хрен собачачий – переть его без малого семь десятков кэмэ! Да и если уж кто и припер, то где этот «кто-то», так-на?..