Уплыть за закат (с илл)

Хайнлайн Роберт Энсон

Глава 25

ВОЗРОЖДЕНИЕ В БУНДОКЕ

Давайте-ка еще раз.

20 июня 1982 года я, будучи в Альбукерке, Нью-Мексико, направлялась на любовное свидание в мотель – и это просто скандал, ведь на днях мне должно было стукнуть сто лет, хоть я успешно и притворялась, что намного моложе. А тот, к кому я шла, был дедушка-вдовец, который будто бы верил, что я – примерно его ровесница.

В те времена и в том обществе свято верили в то, что старых женщин секс не интересует, а старики с

обвисшими пенисами больше не испытывают никаких желаний… ну разве что грязные старые извращенцы, у которых преступная патологическая тяга к молоденьким девушкам. Все молодые люди были в этом убеждены – ведь они видели, что их бабушки и дедушки только и делают, что поют гимны и играют в шашки. Чтобы мои дедушка с бабушкой занимались сексом? Как можно говорить такие гадости!

А в домах для престарелых соблюдалась строгая сегрегация по половому признаку, чтобы подобных "гадостей" не происходило.

Итак, эта грязная, порочная старуха попала в поток уличного движения, запаниковала, упала, лишилась чувств – и очнулась в Бундоке на планете Теллус Терциус.

Я уже слышала о Теллус Терциусе. Шестьдесят четыре года назад, будучи скромной молодой матерью семейства с незапятнанной репутацией, я соблазнила сержанта Теодора Бронсона, и он в постели открыл мне, что прибыл из будущего, с далеких звезд, зовут его капитан Лазарус Лонг и он председатель будущего Фонда Говарда и мой дальний потомок!

Я уже предвкушала, как буду долго и счастливо сожительствовать с ним после войны под снисходительным надзором моего мужа.

Но Теодор отправился во Францию в составе Американского экспедиционного корпуса и пропал без вести в одном из самых тяжелых боев. Пропал без вести – значит, убит; другого понятия это выражение не имело.

* * *

Когда я очнулась на руках у Тамары, мне было очень трудно поверить во все это… особенно в то, что Теодор жив и здоров. А когда я наконец поверила (Тамаре нельзя не верить), меня охватило горе: поздно, слишком поздно!

Тамара как могла утешала меня, но ей мешал языковой барьер: она говорила только на ломаном английском, а я не знала ни слова на галакте.

(Речь, с которой Тамара обратилась ко мне впервые, она заранее выучила.) Послали за ее дочерью Иштар. Иштар выслушала меня, поговорила со мной и вбила, наконец, мне в голову, что мои сто лет ничего не значат: меня омолодят.

Про омоложение я уже слышала когда-то от Теодора, но никогда не думала, что подвергнусь ему сама.

Мои собеседницы твердили свое.

– Мама Морин, – сказала Иштар, – я вдвое старше тебя. Последний раз я омолаживалась восемьдесят лет назад. А морщины где? Пусть твой возраст тебя не волнует – с тобой не будет никаких проблем. Сейчас же начнем брать анализы, и скоро тебе опять будет восемнадцать. Через несколько месяцев не через два-три года, как бывает в особо трудных случаях.

– Верно, – энергично кивала Тамара. – Иштар верное слово сказать. Моя четыреста. Умирать собирался. – Она похлопала себя по животу. – Теперь ребенок здесь.

– Да,

от Лазаруса, – подтвердила Иштар. – Я генетически вычислила этого ребенка и заставила Лазаруса зачать его, прежде чем он отправился тебя спасать. У нас не было уверенности, что он вернется – с этими рейсами никогда ничего не известно. У меня хранится его сперма, но она иногда портится, хоть и замороженная; я хочу, чтобы Лазарус делал как можно больше младенцев естественным путем. И ты тоже, мама Морин, – добавила она. – Я надеюсь, ты подаришь нам еще много-много ребят. Наши расчеты показывают, что свою уникальную генную структуру Лазарус получил в основном от тебя. Тебенепридетсявынашиватьсамойматери-заместительницы будут стоять в очереди, чтобы получить право носить ребенка мамы Морин. А впрочем, как пожелаешь.

– Да разве я смогу?

– Конечно – когда мы опять сделаем тебя молодой.

– Тогда я буду рожать! – глубоко вздохнула я. – Вот уж сорок четыре года – верно? Да, сорок четыре года прошло с тех пор, как я в последний раз была беременна – хотя всегда охотно шла на это. Нельзя ли мне еще некоторое время не встречаться с Теодором – то есть с Лазарусом? Пока меня не омолодят? Мне страшно подумать, что он увидит меня такой. Старой.

Совсем другой, чем он знал.

– Ну конечно. В омоложении всегда присутствуют эмоциональные факторы.

И мы делаем все так, чтобы клиент был доволен.

– Тогда пусть он лучше не видит меня, пока я не стану похожа на ту, прежнюю.

– Будет сделано.

Я попросила фотографию Теодора-Лазаруса, и мне показали голограмму в движении, пугающе живую. Я знала, что мы с Теодором похожи, как брат и сестра – первым это заметил отец. Но то, что я увидела, поразило меня.

– Да это же мой сын! – Голограмма изображала моего сына Вудро – моего гадкого и самого любимого мальчика.

– Да, он твой сын.

– Нет-нет! Я хочу сказать, что капитан Лазарус Лонг, которого я знала как Теодора – вылитый мой сын Вудро Вильсон Смит. Тогда я этого не замечала. Правда, во время нашего краткого знакомства с капитаном Лазарусом Вудро было всего пять лет – тогда они не были так похожи.

Значит, Вудро вырос таким же, как его отдаленный потомок. Странно. Меня это почему-то взволновало.

Иштар с Тамарой переглянулись и обменялись несколькими фразами на незнакомом мне языке (галакте). Я чувствовала, что они обеспокоены.

Наконец Иштар твердо сказала:

– Мама Морин, Лазарус Лонг – это твой сын Вудро Вильсон.

– Да нет же. Я видела Вудро всего несколько месяцев назад. Ему шестьдесят девять, но выглядит он значительно моложе – в точности как это изображение капитана Лазаруса – сходство просто поразительное. Но Вудро остался в двадцатом веке. Я знаю.

– Да, он остался там, мама Морин. То есть оставался, хотя Элизабет говорит, что время глагола не имеет значения. Вудро Вильсон Смит вырос в двадцатом веке, почти весь двадцать первый век провел на Марсе и Венере, вернулся на Землю в двадцать втором веке… – Иштар подняла глаза к потолку. – Фина!