Уплыть за закат (с илл)
Шрифт:
– Так-так. И у вас есть внук-полковник?
– Да, сэр.
– Сколько же вам лет?
– Смотря как считать, доктор. Родилась я на Земле, во второй параллели, четвертого июля 1882-го года. Я жила там до 1982-го, сто лет без двух недель, а потом перебралась на Терциус, где меня омолодили. Было это пятьдесят два года назад по моему личному времени, а недавно со мной провели усиленный курс и сделали меня моложе, чем следовало бы, – я предпочитаю быть зрелой женщиной, а не девчонкой. Но у меня действительно есть внуки – много внуков. – Интересно. Может
– Вы думаете, я не в своем уме?
Доктор ответил не сразу:
– Скажем лучше так: кто-то из нас галлюцинирует. Тесты покажут, кто именно. И потом, моя медсестра, отличающаяся крайним цинизмом, без всяких тестов раскусит, у кого из нас крыша поехала. Пойдемте?
– Конечно. Спасибо вам, сэр. Только мне сначала надо что-нибудь надеть на себя, иначе я не смогу никуда выйти. (Впрочем, так ли это? У тех людей, что недавно здесь толпились, видимо, другие понятия о "непристойном виде", чем в Миссури моего детства. А у нас на Терциусе ходить нагишом у себя дома – в порядке вещей, в общественных местах нагота тоже не вызывает волнений. Все равно, как если бы кто-нибудь пришел на свадьбу в комбинезоне: не совсем обычно, но ничего особенного.) – Зачем? Ведь фестиваль вот-вот начнется.
– Фестиваль? Доктор, я все время пытаюсь объяснить вам, что я здесь чужая.
– Скоро начнется наш самый большой праздник. Официально он открывается на закате, но многие могут и не дождаться. Сейчас на нашем бульваре уже немало голых и пьяных ищет себе партнеров. – Партнеров? Для чего? – с притворной наивностью спросила я. Оргии не по мне. Все эти локти и коленки…
– А вы как думаете – для чего? Это праздник плодородия, дорогая моя, праздник в честь обильного роста плодов земных – и животов. Сейчас все девственницы, которые еще остались в нашем славном городе, сидят под замком. Но по дороге в кабинет с вами ничего не случится… а потом я найду вам что-нибудь из одежды. Комбинезон, сестринскую форму – все равно что. Ну как, подходит?
– Да, доктор, спасибо.
– На вашем месте, чтобы уж совсем не беспокоиться, я бы взял в ванной купальное полотенце и сделал из него кафтан. Если успеете за три минуты.
Не копайтесь, милочка, мне пора к станку.
– Слушаюсь! – И я нырнула в ванную.
Это была настоящая ванная – не освежитель. Обшаривая номер в поисках одежды, я видела там стопку турецких полотенец. Теперь я выбрала два потолще и развернула одно из них. Эврика! Прямо пончо богатого латиноамериканца, футов шесть в длину и три в ширину. Взяв из аптечки лезвие, я прорезала посредине дырку для головы. А теперь найти бы, чем подпоясаться.
Пока я этим занималась, из фена для волос появилась человеческая голова – женская и довольно красивая. Тела не было. Случись это в мою первую сотню лет, я бы подскочила, но теперь голограммы для меня – дело привычное.
– Никак не удавалось застать вас одну, – сказала голова глубоким баритоном. – Я говорю от имени Комитета Эстетического Устранения. Мы, кажется, причинили вам некоторые неудобства, о чем искренне сожалеем.
–
– Не имеет значения. Мы будем держать с вами связь. – И голова исчезла.
– Эй, подождите! – Но передо мной снова был только фен.
Доктор Ридпат отвел глаза от Пикселя, продолжая почесывать ему подбородок:
– Пять минут сорок секунд.
– Извините, что задержалась, но мне помешали. Появилась живая голова и заговорила со мной. Это здесь часто бывает? Или у меня опять галлюцинации?
– Вы, кажется, действительно нездешняя. Это телефон. Вот смотрите: телефон, пожалуйста!
Из рамы с довольно невыразительным натюрмортом высунулась голова, на сей раз мужская.
– Куда желаете звонить, сэр?
– Отбой. – Голова скрылась. – Так было?
– Да, только у меня была девушка.
– Само собой. Звонок застал вас в ванной, и компьютер выбрал голову соответствующего пола. Голова шевелит губами согласно произносимым словам – за этим тоже следит компьютер – и заменяет собой видеоизображение, если вы не хотите, чтобы вас видели. То же относится и к тому, кто вам звонит.
– Понятно. Голограмма.
– Да. Ну, пошли. Вы очень аппетитно выглядите в своем полотенце, но без него было еще лучше.
– Благодарю вас. – Мы вышли в коридор, Пиксель зигзагами бежал впереди. – Доктор, что такое "Комитет Эстетического Устранения"?
– Что? – удивился он. – Это организация убийц. Преступные нигилисты.
А где вы про них слышали?
– Голова сказала в ванной. – И я повторила ему разговор почти дословно.
– Хмм. Интересно. – Доктор умолк и молчал до самого кабинета, который находился на антресолях десятью этажами ниже.
Нам встречались постояльцы, не дождавшиеся заката – большей частью голые и в масках, но некоторые и в маскарадных костюмах: звери, птицы или нечто абстрактное. Одна пара щеголяла искусной раскраской на коже, ничем более не прикрытой. Я была рада, что на мне махровый кафтан.
Я задержалась в приемной, а доктор с Пикселем впереди прошли дальше.
Дверь доктор не прикрыл – мне было все видно и слышно. Его медсестра, стоя ко мне спиной, говорила по телефону – то есть с живой головой. Больше в кабинете, кажется, никого не было. Меня слегка удивило то, что сестра тоже поддалась эпидемии обнажения: на ней были трусики, халат и чепчик, а все прочее она держала на руке – видимо, звонок застал ее, когда она раздевалась. Или переодевалась. Сестра была высокая, стройная брюнетка лица ее я не видела.
– Скажу, док, – говорила она. – Ночью смотрите в оба. Увидимся в тюрьме. Пока. Это Даффи Вайскопф, босс. Сообщаю вам предварительные итоги.
Причина смерти – удушье. Причем старому стервецу в горло, прежде чем залить туда кетчуп, засунули пластмассовый футляр с печально знаменитой карточкой: "Комитет Эстетического Устранения".
– Я так и предполагал. Он не сказал, какого сорта кетчуп?
– Да ну вас совсем.
– А что это вы разоблачились? Фестиваль начнется только через три часа.