Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо
Шрифт:
Ирина, не желая продолжать разговор, свернула и направилась на противоположную сторону улицы.
– Куда же ты, дамочка! – Мужчина двинулся следом.
Ирина ускорила шаг.
– Что, дамочка, не желаешь разговаривать? – задышал он в спину. – Брезгуешь?
Ирина приостановилась и огляделась. Как назло, ни одного городового и ни одного извозчика.
– Оставьте меня. Я, знаете ли, не приучена беседовать на улице с незнакомыми людьми, – сказала она строго, крепче сжимая рукоятку зонтика.
– Че за дела? – Мужчина, вероятно, тоже
Ирина демонстративно убрала руки за спину.
– Никак, дамочка, замараться боишься? – сказал незнакомец с раздражением, угрожающе надвигаясь.
Она, отступив на шаг, строго посмотрела на мужчину и, к удивлению, снова не смогла поймать его взгляд, хотя теперь поняла почему – незнакомец был косоглазым.
– Замараться я не боюсь, – сказала она, старалась выглядеть спокойной. – Только надобно вам знать, что протягивать руку – привилегия женщин, – глянула надменно и попыталась обойти косоглазого, но тот неожиданно расставил руки, преграждая ей путь.
– Да что вам, собственно, от меня нужно? – воскликнула Ирина гневно.
– Будто сама не знаешь? – осклабился мужчина и попытался ее обхватить, но, услышав шум мотора подъезжающего автомобиля, воровато оглянулся и поспешно опустил руки.
Спасительный автомобиль выехал из переулка и… свернул в противоположную сторону.
Воспользовавшись замешательством косоглазого, Ирина сделала шаг в сторону, чтобы обойти его, но тот снова преградил дорогу.
«До дома уже рукой подать. Как же отвязаться от него? Хоть бы кто-нибудь навстречу…» – отчаянно подумала Ирина.
– Теперь мне все понятно, – решила продолжить разговор, чтобы выиграть время. – Однако вынуждена вас огорчить. Я, когда смотрела на трамвай, думала о другом, – сказав это, обошла незнакомца и продолжила движение.
– О ком же это? – то ли не понял, то ли решил пошутить косоглазый.
– О другом, – решила не уточнять Ирина, сворачивая к парадному и останавливаясь у двери. – Вот я и пришла, – сказала, берясь за дверную ручку. – Спасибо, что проводили.
«Как, он сказал, его зовут? Кажется, Степан».
– Прощайте, Степан, – сказала облегченно, чувствуя себя почти дома.
Косоглазый ничего не ответил, только молча смотрел исподлобья и часто дышал. В его взгляде было что-то от злобной собаки, оценивающей, можно ли укусить…
Ирина решительно открыла тяжелую дверь и вошла в парадную. Мужчина шагнул следом…
«Господи! Куда подевался привратник?» – едва успела подумать она, оказавшись прижатой к стене под лестничным пролетом.
Запах пота, похоти, слюнявый рот, прерывистое дыхание… Кричать и звать на помощь – безумно стыдно…
– Брезгуешь? Мною брезгуешь? Чего из себя корчишь-то? – Насильник рванул полы ее пальто… потом ворот платья… Пуговицы посыпались на мраморный пол… одна… другая… третья… – Думаешь, вы особенные? Кровь у вас другая? Щас-с проверим, – шершавая рука царапнула
С неимоверным усилием Ирина смогла наконец высвободить правую руку и с силою, как учил Порфирий, ткнула мужчине пальцем в болевую точку на горле.
Косоглазый охнул, разжал руки и, хватая ртом воздух, осел на пол.
– Ну что? – Она с яростью пнула его ногой в пах так, что косоглазый скрючился и застонал. – У твоих кухарок тоже такое тело?! – выкрикнула с ненавистью удивившую ее саму фразу и снова пнула. Отошла на шаг, не спуская глаз с корчившегося от боли подонка, и присела на корточки, чтобы подобрать пуговицы. Подумала, что нельзя оставлять на полу подъезда перламутровые капли, пришитые еще маминой рукой. Поднялась на один лестничный пролет. Только теперь заметила, что оборванный ворот платья висит, обнажив часть груди, а на голубой ткани темнеют следы чужих рук. Запахнула пальто, поднялась на несколько ступенек второго пролета и посмотрела вниз. Косоглазый наконец, перестав хрипеть и глотать ртом воздух, поднялся на четвереньки и теперь мутными глазами смотрел снизу вверх:
– Слышь, ты, барынька, – сквозь зубы процедил он. – Знаешь, чего… Вправду-то страшно мне за тебя… Ведь до тела твоего я доберусь… Обещаю… Жди… – Он поднялся на ноги и, согнувшись, поковылял к выходу.
Ирина подошла к двери квартиры и ударила по ней кулаком. Еще. И еще. Услышала перезвон хрустальных подвесок на бронзовой люстре, дрогнувших от стука захлопнутой входной двери. Увидела растерянное лицо отца. Перепуганное – Василия. И собственное лицо в зеркальном овале – незнакомое и ожесточенное.
– Не пущу! Никуда более не пущу! – уж который раз повторял Сергей Ильич, бегая из угла в угол по спальне дочери, где та, закутавшись в одеяло, полулежала на кровати.
– Ну, рара, прошу тебя, успокойся, – снова и снова говорила Ирина, растроганная его волнением и долгожданной заботой. – Я сама виновата во всем произошедшем. Просто необдуманно повела себя с тем человеком.
– Ни-ку-да! Слышишь? Никуда больше! Никакого госпиталя! – все больше распалялся Сергей Ильич. – Я позвоню им, скажу, что ты… уезжаешь… за границу… В Африку! К черту на рога! – Он приостановился и встревоженно посмотрел на дочь, которая сильно изменилась за прошедшие сутки: лицо осунулось, под глазами легли темные полукружья.
«Может быть, все-таки стоило позвать врача? – подумал он. – Вдруг дочь ему не сказала всей правды?» – снова тревожно защемило сердце.
– Рара, милый, знаешь… – Ирина взяла с прикроватного столика конфету и развернула хрустящую обертку. Конфеты давеча принесла Леночка и сказала с беззаботной грустью в голосе, что надобно их есть именно сейчас, в молодости, пока еще позволительно. А то в старости от них можно сильно располнеть и мужчины тогда перестанут обращать внимание.
Ирина с наслаждением надкусила горьковатый шоколад.