Упорядоченное (Сборник)
Шрифт:
Однако ярости и жажды убивать хватило бы на большое людское войско.
Свора бросилась к очерченному рунным клинком вокруг человека кругу, бросилась и с визгом было отступила; кое-кто самый ретивый уже корчился на окровавленном, вымазанным какой-то зелёной мерзостью мху – животы распороты, кишки наружу. Однако застрявший в собственной крыше див завыл, заверещал и загукал на совершенно неведомом языке, и тварюшки, вереща, дружно кинулись вперёд. Уродливые тельца лопались, едва они оказывались над зачарованным кругом, мутная, дымящаяся кровь выплёскивалась длинными языками, словно магия в единый миг выжимала из созданий все
Человек застонал, потом зарычал ничуть не хуже болотного дива. Зашатался, срывая завязки плаща и слепо отбрасывая в сторону. Словно газыри, на куртке тянулся ряд вставленных в кожаные гнёзда флаконов, пальцы слепо вцепились в один, крайний, непроглядно-чёрный, сорвали осургученную пробку. Рука широко размахнулась, за скляницей тянулся веер тяжёлых маслянистых брызг. И совершенно чёрных.
Капли на лету начинали преображаться, трансформируясь в подобие трёхзубых гарпуньих насадок. Во множество таких насадок. На лезущих через отпорный круг бестий обрушился настоящий колючий дождь – каждый «гарпун» намертво пришпиливал к земле пять, шесть, а то и семь созданий. Воронёные острия впивались в тело, круглая и плоская пятка давила, плющила и впечатывала в твердь.
Не минуло и пяти ударов сердца, как всё было кончено. Человек стоял посреди широкого серо-красно-чёрного пятна. Крысокарлы были мертвы, все до единого, и болотный гад только и мог в изумлённом молчании пялиться на свершившееся побоище. Он, похоже, забыл даже о боли.
Маг, однако, не забыл. Оправился он не сразу, долго тёр лицо, промывал глазницы снадобьем из плоской фляжки – а когда наконец взглянул на завязшую тварь, та мигом распорола тишину таким визгом, что впору было оглохнуть.
– Сладко? – прохрипел человек, и теперь его голос уже не казался ни холодным, ни сдержанным. – Сладко? А будет ещё лучше. Я тебе это о… обещаю. – Он скривился, хватаясь за бок.
Див выл. Боль в этом вое раздирала кости, щепила их, добираясь до тёмно-алого мозга, кожа на лысом черепе твари начала лопаться, трещины истекали густой коричневой жижей.
– Ну, помогли тебе твои поскрёбыши?… – продолжал меж тем хрипеть человек. – Не помогли. И ни в жисть не помогут. Хоть я на них и потратился, – он потряс опустевшим флаконом. – Так что говори слово.
– А… отпустишь?… – донеслось до человека в промежутках между взвизгиваниями.
– Отпущу, – лицо мага дёрнулось. – Но из этих мест изгоню. Довольно ты тут порезвился. Спрысну тут вот этим… – подрагивающие пальцы выудили из обвязки ещё один флакон. – Не вернёшься. Давай, говори. Крыть тебе больше нечем.
Уродливая башка дива повертелась ещё из стороны в сторону. Но внизу трудилась какая-то уж больно едучая магия – и, не выдержав, тварь наконец заорала, засвиристела, завыла на добрый десяток голосов. Непосвящённое ухо не поняло бы просто ничего.
– Славно, славно, – человек перевёл дух, кадык дрогнул. – Не соврал… надо же. Ладно. Молодец, – ухмылка чародея стала совершенно отвратной.
– А-атпустишь? – с надеждой промямлило существо.
– Угу, – кивнул чародей. Шагнул ближе к диву, левой рукой вытягивая из газыря новую стекляницу. – Башку подними. Мне ошейник твой ослабить надо.
Желтолицый с готовностью задрал круглый подбородок, открывая глотку, всю в морщинстых складках, усеянных мелкими шипами.
Правой
Див засипел, коричневая кровь вскипела, запузырилась по краям раны, хлынула потоком на жердяную крышу хатки, и ветви мгновенно задымились. Глаза чуда вылезли из орбит, челюсть клацнула – последняя судорога не как у человека расположенных мускулов. Но ни прохрипеть, ни пробулькать, ни прошипеть излюбленное у нечисти предсмертное проклятье он не успел. По круглым глазам кто-то словно мазнул мутью. Круглая башка запрокинулась, жуткая рана открылась, словно рот в последнем отчаянном крике.
Чародей вновь подобрал оброненный раньше череп погубленного болотником ребёнка, аккуратно завернул в белый плат и спрятал. Рассовал по вставками фиалы. Долго и нудно выводил на земле не один, а сразу три концентрических круга – наверное, требовалась нешуточная защита.
Глубоко вдохнул, сорвал перчатки, нервно вытер вспотевшие ладони. Облизнул пересохшие губы. И – точно так же, как див, загукал, заверещал, завыл, оглашая затопленный лес словом убитого болотника.
Земля затряслась, заходила ходуном, с треском ломались стволы поваленных сосен, точно их крошила невидимая великанская рука. Из бочагов выметнулись бледные головы гидр, шеи мотались из стороны в сторону, белесая плоть лопалась, словно перезревшие дыни, и стражи островка умирали, так и не исполнив свой долг. На месте хатки болотника взвился настоящий смерч, вверх летели дёрн, сучья, комки земли, изодранные пласты мха. Тело самого дива распалось серым пеплом, кости и плоть мгновенно истлели, словно пролежав так много даже не дней, а лет.
Чародей скорчился внутри своего защитного круга, невольно нагибая голову и прикрывая руками затылок. Летящие во все стороны сучья с обломками отскакивали от невидимой стены; где-то далеко, на соседней островине за моховым мостом тоскливо взвыл ещё какой-то гнусаво-гнусный голос, словно оплакивая смерть собрата.
А когда всё стихло, на месте жилища дива осталась широкая яма, настоящая воронка, быстро насасывающая воду. На дне – два цвета – белый и золотой. Белые кости жертв и золото алчно собиравшейся и бесполезно копившейся добычи.
Монеты, круглые и квадратные, с дырочками и восьмиугольником, полумесяцы и связки необработанных мелких самородков. Кубки, небольшие чаши, оправленные в серебро и золото рога, кулоны, цепочки, женские и мужские серьги, и так далее и тому подобное.
Мужчина даже не посмотрел на сокровище – немалое, чтобы вывезти всю эту груду, потребовалось бы пять или даже шесть вьючных лошадей. С большим бережением достал из-за пазухи оплетённую бутылочку на серебряной массивной цепи. Долго бормотал, ворожил, водил руками над развёрстым золотым зевом; лес оцепенел, ветер умер, застыла вода, словно скованная льдом посреди летнего тепла; и над золотом, над монетами, браслетками, фибулами, налобниками, бляхами, колечками – начал медленно подниматься лёгкий туман. Мало-помалу он стягивался в одну точку, густел, складываясь в подобие гротескной фигурки размером с мизинец. Стала заметна круглая голова, выпученные непропорционально большие глаза…