Управляемый эксперимент
Шрифт:
У Бада на этот счет имелось свое мнение. Каждый вечер после обеда он катался на велосипеде и не желал отказываться от своих привычек. Он считал, что физические упражнения улучшают самочувствие.
Они связались с психиатром, которого прикрепил к проекту совет тюрем штата, и тот поддержал социального работника.
– Пусть вас не вводит в заблуждение внешнее спокойствие Бада, – предупредил он. – И дело не только в импланте. Вы можете беседовать с ним много дней в обычной социальной среде, но по его лицу не понять, какие эмоции бушуют внутри.
Трепачи, как всегда, имели, что сказать. Во время беседы с сержантом Вэн добавил к дисплею шаблонный
– Мы что, должны все впасть в депрессию, потому что бедняга Бадди потерял своего любимца ?
– Офицер Розкович погибла. Семилетний ребенок погиб. Вот и все. Говорить не о чем.
Большинство противников, как обычно, изливали ярость, вывешивая снимки Марка Аллена и Мэри Розкович – ребенка, которого убил Бад, откалывая свою маленькую шуточку, и офицера полиции, которого ударил кухонным ножом, когда его пришли забирать. Ну разве противники могли устоять перед шансом посмаковать момент справедливости возмездия? Разве милый старый Бад не был пакостником?!
– Обязаны ли мы напомнить фанатам всепрощения, что его представление о забавах вылилось в нечто более омерзительное, чем провинность машины, разбившей несколько тарелок? Ос, которых сотворил Бадди в своей маленькой биохакерской лаборатории, трудно назвать хэллоуинскими проказами.
На подобные сентенции сторонники отвечали в присущем им ключе. Осы Бада, предположительно, должны были зажалить до смерти пса. Бад не знал, что владелица пса, обругавшая его на велосипедной дорожке у реки, имела ребенка, гостившего у нее каждые две недели. Не знал он и того, что ребенок любил спать в патио. Даже в октябре. Создавая ос, летевших на запах псины, он не знал, что Марк погладит собаку. Непредвиденная случайность, непредумышленное убийство и так далее, и тому подобное.
За свою жизнь Вэн повидал миллионы метаморфоз, но одно неизменно оставалось постоянным: люди обладали бесконечной способностью снова и снова повторять одни и те же аргументы.
– Нельзя сотни лет держать людей в тюрьме за непредумышленное убийство.
– Он убил полицейского.
– Всякий может потерять контроль над собой в подобной ситуации.
– Он слизняк, обозлившийся на женщину, которая его обхамила.
– Он провел шестьдесят шесть лет в тюрьме. И сколько еще мы будем его там держать ?!
– Хоть тысячу лет.
– Пусть сдохнет.
Вэн заметил велосипедиста в красной куртке через шестнадцать минут после того, как они с Розой последовали за Бадом по велосипедной дорожке. Вэн и Роза держались в двадцати пяти ярдах от Бада. Сам Вэн ни за что не выбрал бы для слежки куртку такого цвета, но парень упорно следовал за Бадом.
Роза, нажимая педали, одновременно мониторила детектива. Тот выпустил своих птичек уже через три минуты после прибытия на место преступления. Он и Вэн удалились в уголок заднего двора Бада, отгороженный живой изгородью, где детектив
Дорожка входила в общую систему велосипедных трасс, пронизавших весь строящийся поселок. Через год его заселят три тысячи людей «с доходом выше среднего», которые будут жить здесь в надежно поддерживаемой изоляции и восьмидесяти двух милях от ближайшего городского центра. Северной границей послужит государственный парк, южной – единственное шоссе. Те, кто обитал здесь сейчас, наслаждались роскошью того уровня, который больше никогда не будет им доступен.
Вэн до сих пор не мог поверить, что несколько миллионов взрослых людей зарабатывают на жизнь, играя роль подопытных кроликов в различных социологических моделях. Роза утверждала, что такое вполне естественно, но при одной мысли об этом Вэн только головой качал. Первую докторскую степень Роза получила именно в экономике и поэтому легко оперировала цифрами. Только пять процентов населения были заняты в сельском хозяйстве и на производстве – областях, где можно видеть и реально ощутить результаты своего труда. И все. Остальные работали в других отраслях, и большинство занималось тем, о чем раньше никто и помыслить не мог. Так продолжалось с тех пор, как в Англии восемнадцатого века индустриальная революция ударила по текстильной промышленности. По крайней мере, Роза повторяла это не менее раза в год на всем протяжении их супружеской жизни. Каким-то образом в стране постоянно появлялись всё новые виды занятий.
Любой из тех, которого он видел вокруг себя – на велосипеде, на скамейке, у входа в ресторан, – жил за счет правительства штата, на жалованье, и как они должны были реагировать на присутствие Бада? Как вы поступите с преступником вроде Бада, когда пожизненное заключение без права на амнистию может означать, что он все еще будет сидеть в камере через двести лет после вынесения приговора? Или, судя по тому, как обстоят дела, не двести, а тысячу лет? Как отреагирует население? Согласится ли с предписанием психиатра? Поверит импланту, который, как те утверждают, вшили осужденному?
Бад перешел в режим бдительности, как только увидел двух велосипедистов, догонявших его слева. Он немедленно нацелился на них камерой заднего обзора, встроенной в шлем, и сдержал порыв расслабиться, когда понял, что это парочка. Они промчались мимо, как обыкновенные, помешанные на спорте обыватели: головы опущены, ноги работают, будто поршни. Но, едва поравнявшись с Бадом, вышли из роли. Мужчина издевательски помахал Баду рукой. Женщина крикнула что-то неразборчивое. Они перебрались на правую сторону, оказавшись прямо перед Бадом, и резко сбросили скорость.
Вэн, наоборот, поднажал на педали. Бад попытался обойти парочку, но они сдвинулись влево и загородили дорогу. Женщина оглянулась и рассмеялась.
– Потише, дедуля, а то перетрудишься!
Вэн поравнялся с Бадом. Быстрый обзор помог удостовериться, что щеки Бада порозовели. Спина ссутулилась. Социальный работник и психиатр оказались правы. Румянец и собачья поза настороженности служили верными признаками активации импланта усмирения, а это случалось только тогда, когда Бад становился опасным. Имплант был последним оружием против жажды убийства, сломившей самообладание Бада много лет назад, когда полицейские объявили, что он обвиняется в преступлении.