Упрямец
Шрифт:
— Ты позволил себя очаровать.
— Я был слабым, слабым и глупым. Стоило только ранить ее, как я тут же подумал, что победа в кармане. Тогда-то она и осквернила меня. Ее кровь…это как наркотик.
— Тот темник, которого вы послали покончить со мной, ты его создал?
— Владыка, разумеется нет! У меня бы не хватило сил. Это дитя ее крови. Бедный Хорстам-младший. Я до сих пор не могу вспомнить без содрогания, через что ему довелось пройти. На него ушло много ее крови. Барона пришлось пичкать остатками того, что мог дать ее больной организм. На всех не хватило. Остальных я просто запугал,
Он мгновение помолчал.
— Я сделал много ужасного, Нокс. Непростительно ужасного.
Ластер посмотрел куда-то вдаль.
— Я все понимаю, и я готов.
Он сел на землю и склонил голову.
Теург смотрел на него безучастным взглядом. Больше не было той бушующей ярости, ненависти за поруганные жизни, его собственные раны. Не было сочувствия той, которая пала жертвой своих желаний и тому, что попал по ее чары против своей воли. Только холодный рассудок и понимание, что другого выхода нет. Что это должно сделать. Эти случайные жертвы требовали очищения. Не ради мести, но ради мира. Он был готов. Такова воля Владыки. А его воля абсолютна.
— Ничего личного, да? — Ластер посмотрел и нервно усмехнулся.
— Ничего личного, — ответил Нокс.
Он обнажил свой клинок. Внезапно Ластер закашлялся, на ладони остался большой сгусток крови. Он в недоумении посмотрел на руку. Задрожал всем телом, кровь хлынула из ушей, глаз и носа. Колдун воскликнул и закрыл лицо руками, затем с ужасом уставился на свою руку. Кончики пальцев почернели, кожа начала слезать как с мумифицированного мертвеца.
— Вот значит как…проклятая кровь, ее оказалось слишком много.
Разложение охватывало все новые ткани, распространялось по руке. Он отчаянно закричал.
— Умоляю! Прошу! Дай мне умереть человеком!
— Да проведет Повелитель Заката твою душу в сады Владыки.
Нокс поднял клинок и одним движением даровал Ластеру милосердие.
Повисла тишина. Теперь он стоял один. Посреди всей этой разрухи не осталось никого
Невдалеке послышался топот копыт. Нокс отер черный клинок и обернулся на звук. Из-за особняка неподалеку показался всадник. За ним следовал с десяток других. Конники были все ближе. Наконец, теург рассмотрел приближающихся.
— Держись! Я иду на помощь!
Барон окинул взглядом округу, посмотрел на трупы.
— Все кончено, барон. Все позади.
Эпилог
Над Ольнией взошло солнце. Новый день ознаменовался суетой и новыми заботами. С момента кровопролития минула целая неделя. Улицы внутреннего города галдели, звучали на разный лад нестройным хором голосов.
— А ну, взяли!
Дородный мужик махнул рукой и скомандовал внушительным басом. Рабочие, облаченные в простые серые рубахи, потянули за веревку, подняли широкую деревянную балку. Особняк одного из аристократов был в ужасном состоянии, от утонченной постройки остались одни развалины. Хозяин, что стоял поблизости, суетливо бегал, махал руками, раздавая невнимательным строителям приказы налево и направо.
Мимо проходили люди в красных балахонах. В руках они держали странного вида щупы, маятники, драгоценные камни в
После смерти темного существа барон чувствовал себя неважно. Господин Ольнии был не в себе. Управление доменом давалось ему неважно. Очередное донесение Нокса добралось необычайно быстро и вызвало настоящий переполох, по крайне мере так он понял. На следующий же день в город собственной персоной явился прохибитор Рем, а за ним — младшие служители и исследователи всех мастей. Вид у теургов был напряженный и тревожный.
Воздух звенел ударами молотков, смехом и пением собравшихся людей. Ничего не говорило о кошмаре, который развернулся накануне, и только потрескавшиеся дороги да здания разной степени порушенности служили напоминанием о жестокой битве. Жизнь медленно возвращалась к своему размеренному, насколько возможно для такого города, течению.
Нокс обтирал бока мицелана тряпицей. Он провел по кожистой, молочно-серой плоти мокрой тканью. Кожа существа как всегда, прохладная и гладкая, отталкивала воду.
Теург был мрачен. Он настаивал на смерти барона. После столь долгого вливания темной крови Лангос не мог остаться нетронутым скверной. А раз он затронут проклятыми эманациями, оставлять в живых аристократа было сродни самоубийству. Нокс убеждал, уговаривал и даже планировал собственными руками прикончить оскверненного, однако до дела так и не дошло: Рем быстро прознал о его задумке. Но и на этом Нокс не остановился. Остудить его пыл смогло только увещевание одного из магистров ордена Малефикантов, мастера Талиона. Очень вежливое и крайне настоятельное.
Нокс остановился на мгновение, перестал мыть мицелана и в задумчивости поскреб грязный пол конюшни носком сапога. Как будто этого было мало, он не понимал, с чем имеет дело. Тварь, с которой он расправился, воспоминания которой видел собственными глазами. Тварь, которая не была темником в полном смысле этого слова. Уж в этом он уверен. Тогда чем она была? А что, если кругом рыскали другие такие же?
Теург достал из-за пазухи мешочек, осторожно его развернул. Призвал тайное зрение. Отвратительная плоть пульсировала странной энергией, темной, но в то же время незнакомой. Амулет покрывали бесчисленные светящиеся символы, ни один из которых он так и не сумел расшифровать. Ему определенно требовалась помощь более опытных братьев. В голове возник образ таинственного незнакомца в темном одеянии. Он с такой легкостью манипулировал ее душой. Скорее всего эта мерзость была его рук делом. А значит…
Раздумья оказались прерваны легким тычком. Нокс слегка вздрогнул. Скакун повернулся, посмотрел белыми, лишенными зрачков глазами и слегка боднул хозяина, приободряюще фыркнул.
— Скоро в путь, дружище. Готов убраться из этого захолустья?
Мицелан снова фыркнул. Внезапно у входа раздались мерные шаги. Нокс медленно обернулся и настороженно нахмурил брови. Трое.
В конюшню, как он и предсказывал, вошла троица. Взглянув на пришедших, Нокс расслабился и принялся снова мыть мицелана: долгие годы на грани смерти сделали его параноиком. Барон в сопровождении двух стражников подошел чуть ближе, сделал жест.