Упрямица
Шрифт:
– Лусеро Альварадо! – добавил он после официального текста. – Вам дается три дня, чтобы приготовиться к смерти, исповедаться и затем предстать перед расстрельным взводом.
Лусе взирал на пламя походного костра, погруженный в раздумья. Раньше он не позволял себе подобную неосторожность. Человек, чьи глаза привыкли к свету, не сможет различить врагов, подкрадывающихся к нему из темноты. Но он перестал заботиться о своей безопасности, как только увидел «Прекрасную леди», отплывающую из гавани
Он и его люди опоздали всего лишь на один час. Но этого часа хватило кораблю, чтобы преодолеть приливную волну, войти в глубокие воды и направиться в Гавану, унося с собой мексиканское серебро и генерала Леонардо Маркеса. Такое ничтожное опоздание! Так все было близко, что, казалось, можно ухватить рукой. Его наставник предал, да вдобавок еще и надсмеялся над своим учеником.
«Ник тоже посмеется», – подумал Лусеро с досадой.
Ник заполучил роскошную женщину и поместье. Ник умен, он не зря предупреждал, что Маркес не имеет ни души, ни совести. Впрочем, о какой совести идет речь, его душа уже давно продана дьяволу.
– Что будем делать, хозяин? Куда пойдем? – спросил Жорж, преданный и тупой, может быть, и преданный потому, что тупой, как пень. – Диас уже в Мехико, и, наверное, богатых людей ни там, ни на дорогах уже не осталось. Всех обчистили до нитки.
– Я думаю… Оставь меня.
– Долго думать нельзя. – Маленькие свинячьи глазки Отто Шмидта буравили Лусеро. – Вы думаете, а Диас уже шагает. И не вздумайте удрать от нас, командир. Нам надо держаться вместе.
«Шмидт безумен, но насколько хватит этого безумия, чтобы выстоять в сражении с целой нацией?» – с горечью подумал Лусеро.
– Я не собираюсь распускать команду. Ты прав. Вместе нам веселее.
– И где мы будем веселиться? – настаивал немец.
– На севере, в Соноре. Там еще не тронули богатеев. А за границей штата есть серебряные рудники в Нью-Мексико.
Он внушал соратникам надежду… но не себе.
После долгого, утомительного марша, когда им приходилось голодать, обходя населенные пункты, чтобы не быть замеченными, они добрались наконец до окраины Дуранго. Лусе опасался, что его черный жеребец будет узнан местными жителями, и не решился въехать в город. Отряд окружил убогую кантину в предместье, к горлу хозяина приставили холодный ствол, и они получили кров, пищу и много, пожалуй, даже слишком много пульке. Все допились до беспамятства. Где были хуаристы? Они могли бы захватить их тепленькими.
В кантину наведывались вакеро и местный сброд. Понемногу там прибавлялось посетителей. В дымном помещении собралась постепенно целая толпа.
– Мне нравится твое выражение лица, Джордж, – обратился Лусеро к соратнику. – Ты похож на кота, узревшего множество беспечных мышей.
– Не в этом дело, шеф, – откликнулся тупой солдат. – Вы не поверите, что я узнал из их разговоров!
Он дождался, пока трясущаяся от страха подавальщица
– Эль Диабло завтра умрет! Хуаристы поставят его к стенке и… пуфф! На вас, Альварадо, прекратится охота. Все будут считать вас покойником.
Собутыльники Лусеро восприняли эту новость по-разному. Шмидт спросил:
– Вам по душе, что Ника закопают вместо вас?
– К черту Ника! – заявил Лусеро. – Я всегда его недолюбливал.
Лафранк изрыгнул изо рта табачную жвачку:
– Плевать я хотел на этого ублюдка!
Лусеро взглянул на француза так, как будто он был мерзким насекомым, ползающим по грязному полу кантины.
– Может, он и ублюдок, но он мой брат!
Уже одним своим ледяным тоном он мог охладить голову неразумного Жоржа. Глотнув еще пульке для вдохновения, Лусеро вскочил, оттолкнул стул, ударившийся о глинобитную стену позади него.
Никто за столом не предполагал, что их шеф – благородный креол, начальник – выхватит оружие, будь то нож или револьвер, и опередит в этом действии француза. Жорж понял, что лишь мгновение отделяет его от вечной жизни на том свете.
Он склонил голову в покорном, унизительном для себя поклоне.
На точеном лице креола появилась улыбка:
– Мы все постараемся, чтобы Эль Диабло сбежал из-под носа этих глупых туземцев.
– Зачем вам спасать его? Все так удачно складывается… Когда этого гринго расстреляют, вы вернетесь в гасиенду, и мы там заживем, как короли!
– Ты слишком трезв, Шмидт. Закажи себе еще пульке. Представь меня пасущим скот и спаривающим коров с быками… Или ковыряющим землю, обливаясь потом на солнцепеке… А такова жизнь в Гран-Сангре – и для вакеро, и для пеона, и для гасиендадо, если он захочет жрать вволю.
– Тогда пусть провалится это место ко всем чертям!
– Оно не провалится, оно останется там, где стоит. И я желаю хотя бы знать, кто там хозяйничает.
Лусеро лгал самому себе. Он в этот момент думал не о Нике, а о Мерседес, утраченной им навсегда.
Шмидт не так уж много выпил, чтобы не смог рассуждать логично.
– Вытащить Фортунато из тюрьмы будет потруднее, чем украсть ключи от рая у святого Петра.
Лусеро ухмыльнулся, глядя своим упорным волчьим взглядом в розовое лицо подвыпившего немца.
– У Эль Диабло на все есть план. Вы, солдаты, подчиняйтесь приказу, а я уж позабочусь о том, чтобы он был выполнен… без лишних потерь.
Лусеро был в этот момент так доволен собой, своим гениальным планом, что не заметил многозначительных взглядов, которыми обменялись его сообщники. Какое-то звено разорвалось в этой цепи – солдаты уже не доверяли командиру.
Мерседес с нетерпением ждала наступления рассвета, когда ее допустят в камеру осужденного, а Ник желал и одновременно не желал этого тягостного свидания.