Упрямица
Шрифт:
Она раздраженно потерла виски, чтобы остановить подступавшую мигрень. «Мы еще успеем побывать на празднике у Варгаса, прежде чем моя талия раздастся вширь», – подумала Мерседес.
Но предупреждать ли мужа о том, что их обоих ожидает? Нет, сначала она должна сама полностью увериться в этом. Хотя зачем искать еще какие-то другие доказательства?
Четыре года тому назад, незадолго до того, как Лусеро покинул молодую жену, уходя на войну, свекор, старый дон Ансельмо, вызвал юную Мерседес к себе в кабинет, подверг доскональному допросу насчет возможной беременности, со знанием дела перечислив все ее признаки. Получив
Войдя в столовую, она увидела, что Лусеро уже заканчивает завтрак.
Он приветствовал Мерседес с безмятежной улыбкой:
– Ты что-то рано поднялась сегодня. Тебе стоит спать подольше. Я на это рассчитывал и позволил себе начать трапезу без тебя.
Вглядевшись в ее лицо, он слегка обеспокоился:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно. В такое чудесное утро стыдно долго валяться в постели. Но и ты встал раньше обычного.
Она ждала от него объяснений, но тут из кухни явилась Ангелина с горячим кофе и яичницей, заправленной острым соусом.
– Садитесь и покушайте, хозяйка. Что-то вы сегодня бледны. Вам надо нарастить немножко мяса на кости. Вы согласны, хозяин?
Ник продолжал изучающе разглядывать Мерседес.
– С тобой действительно все в порядке, любимая?
Аромат крепкого кофе в сочетании с чесночным соусом вновь возбудил у Мерседес тошноту. Она хотела что-то произнести в извинение, но не смогла и, опрокинув стул, устремилась прочь из столовой в кухню.
Николас тут же последовал за ней и увидел, как она склонилась над раковиной, страдая от бессильных потуг к рвоте. Когда она выпрямилась, тяжело дыша, он протянул ей платок, нежно погладил по плечам, пододвинул стул. Ангелина из скромности не вошла вслед за господином, вторгшимся в ее владения, а осталась за дверью.
– Теперь ты должна мне все рассказать! – заявил он, усевшись с ней рядышком на жестком кухонном стуле.
Мерседес беспомощно обратила на него свой взгляд. Когда-то его глаза, вероятно, показались бы ей равнодушными, даже безжалостными. Но теперь?
– Я хотела окончательно убедиться… – пробормотала она невнятно. – Но мне кажется, что я… беременна, Лусеро.
Имя «Лусеро» было произнесено, и оно обожгло Ника. До каких пор он вынужден носить на себе чужую личину?
– Ты недоволен? – робко спросила она.
– Наоборот, очень счастлив. Когда ребенок появится на свет?
Она залилась краской, испытывая непонятное смущение:
– Весной, наверное…
Она в уме считала месяцы и дни. Но ей казалось, что ребенок мог быть зачат только в ночь, когда она больше всего любила мужа, после того, как он спас ее от когтей пумы.
16
Мерседес не желала тащиться, словно багаж, в пропыленной древней карете, которую вытащили на случай торжественного выезда хозяев к соседнему гасиендадо из потаенных глубин конюшни. Между супругами возник жаркий спор. Жена выставила все аргументы в пользу езды верхом, но в конце концов уступила разуму и галантности супруга. Она будет покоиться в карете на мягких подушках, а он будет гарцевать на коне возле окошка. Шесть вооруженных
Когда путешествие началось, Ник осторожно спросил супругу:
– Ты когда-нибудь встречалась с доном Варгасом?
– Только один раз.
Она вспомнила эту мимолетную встречу еще до свадьбы с Лусеро, и ее лицо омрачилось от неприятных воспоминаний. Дон Варгас прискакал тогда в Гран-Сангре со свадебным подарком.
– Этот жутко уродливый серебряный чайный сервиз пылится без употребления в покоях твоей матери. Разве ты забыл о его подарке?
– У меня как-то из головы вылетело это знаменательное событие, – беспечно отозвался Ник. – Впечатления от войны многое стерли из моей памяти. И про старого дона я напрочь забыл. Дон Энкарнасион, вероятно, расщедрился на серебряную посуду, потому что владеет самыми крупными серебряными рудниками в Чиуауа.
– Я слышала, что он несметно богат.
Ник усмехнулся:
– Что ж, полюбуемся на его дворец.
– Он и твой отец были близкими друзьями, – заметила Мерседес.
Николас почувствовал на себе внимательный, словно изучающий взгляд Мерседес. Проклятье! Здесь он допустил промашку. Невозможно знать всех деталей прошлого Лусеро.
– По-моему, они рассорились много лет тому назад, – заявил он уверенно, и, восстановив в памяти обрывки какой-то истории, рассказанной Лусеро, добавил: – Это произошло из-за супруги Варгаса.
– Из-за доньи Терезы? Так она скончалась давным-давно.
– В молодости она была очень хороша. Очевидно, папаша положил на нее глаз. Я сомневаюсь, что она ответила ему взаимностью, но с тех пор меж друзьями пробежала черная кошка, и они виделись довольно редко.
– Тогда понятно, почему дон Варгас был так угрюм, когда навестил нас, – согласилась Мерседес.
– Он всегда выглядел угрюмым, старым, потасканным козлом. Я удивлен, что он пригласил нас на бал.
– Но ты же не отвечаешь за грешки дона Ансельмо. Может быть, он хочет восстановить прежнюю добрососедскую дружбу между нашими семьями.
– Сомневаюсь. Вероятнее всего, он хочет собрать вокруг себя всех помещиков Соноры и Чиуауа, чтобы они поклонялись ему, как вождю. Он не только глуп и расточителен, как мой папаша, но еще и тщеславен. И за якобы священные права гасиендадо готов пойти под пули хуаристов и потащить на расстрел всех дураков, кто за ним пойдет.
– Тогда, наверное, он зол на тебя за то, что ты покинул императорскую армию, – предположила Мерседес.
– Такой армии уже почти нет. А у меня на руках поместье, ты и малое дитя. Я обязан залечить раны, нанесенные не только войной, но и отцом.
Горечь, с которой были произнесены эти слова, поразила Мерседес. Прежний Лусеро ненавидел мать, но восторгался отцом. Какой же душевный переворот произошел в нем!
– Он же был твоим идолом.
– Идолы свергаются. Я перерос своего кумира, посмотрел на него с той стороны, с какой видят все… и ты в том числе, моя любимая.
Она чуть не задохнулась от признательности и благодарности за откровения Лусеро, но заготовленный ею ответ так и остался невысказанным. Помешал Грегорио, подскочивший с предупредительным криком.