Ups & Downs
Шрифт:
Мне должно быть все равно. Если не радостно, то хотя бы безразлично. А я? Идиотка!
Обреченно качая головой, я вышла из комнаты. Посмотрела вниз, в гостиную.
Я была уныла как осеннее утро. Уныла и грустна, словно хоронила кого-нибудь из родственников. Если так подумать, я могла быть злой и стервозной, циничной и ядовито-насмешливой… но только когда Блэквуд сверкал своей сволочной улыбкой. Теперь? Эта улыбка потухла, она была такой тусклой, что я тоже погасла, не решаясь теперь даже разбудить его.
Внизу зазвонил телефон.
Простояв с десять минут посреди гостиной, рассуждая о своем чокнутом поведении, я в итоге поднялась наверх, идя в сторону кухни.
Блэквуд спал. И это было аномалией. Он всегда вставал раньше меня. Для меня встать рано (раньше восьми часов) было мукой. Испытанием. Он же был на ногах уже в шесть. Но не в этот раз.
На кухне я приготовила себе кофе. И еще долго пила его, медленными глотками, бесцельно шаря взглядом по комнате. Отмечая про себя, что уже привыкла к этому месту. И такая мысль рождала следующие. И они обязательно начинались с «а если бы».
И все эти «если» были глупыми и неуместными.
Потом я вновь сварила себе кофе, добавляя туда немного коньяка. Потом были тосты и масло. И сидела так, наверное, два часа к ряду, размышляя о всякой тяжелой и унылой ерунде. Странно, но солнце за окном, это яркое летнее беспощадное городское солнце не разгоняло тучи моей души. Я была угрюма, настроение варьировало от серого к тускло бежевому… а я ненавижу бежевый.
В конце концов, на пороге появился Блэквуд. Он застегивал манжеты своей темно-синей рубашки, проходя вперед. Я знала, что он смотрит на меня, а сама взгляд не поднимала. Словно не замечала его… пыталась не замечать.
— Хм. Это же ирландский кофе, моя эйки. — Проговорил мужчина, проходя к турке, что еще стояла на плите. Я слышала, как негромко звякнул стакан. Стареешь, Блэквуд… ранее он вообще не издавал ни звука. Он двигался бесшумно. Я не слышала его раньше… — Неплохо…
Он удовлетворенно рассмеялся. А я чуть было не попросила его прекратить. Он говорил, а в словах звучала смерть. И меня это заставляло вздрагивать.
В итоге я все же призналась, что боюсь его смерти… Боюсь, потому что его смерть аномальна. Мне казалось, если умрет Блэквуд, то вскоре та же участь постигнет и все человечество. Потому что если умирает такой как Блэквуд, то настолько слабые, как я, тоже долго не протянут.
Он сел напротив. Просто кофе… он вообще ничего не ел. Могу поспорить, что так продолжалось все это время, пока меня тут не было. Потому его ребра теперь так очевидно проступали.
Я сидела уже перед пустым стаканом, наклоняя кружку в разные стороны. Смотря, как кофейная гуща ползет по дну. Пока Блэквуд не взял мою левую ладонь в свою, положив ее на свою скулу, накрывая своей рукой
Я вздрогнула. Я не понимала, что с ним происходит. Хотя… наверное, это человеческое. Пусть он и не хочет этого признавать, больной человек в нем требует ласки и заботы. А тем более самовлюбленный мужчина.
— Холодная. Ты замерзла, эйки?
— Это у тебя… температура. — Когда повышается температура, это, обычно, последняя стадия, отметила я про себя. А он был горячим под моей ладонью. — И тебе… не мешало бы побриться.
Он тихо рассмеялся, легонько потеревшись своей щетиной об мою руку. Нет, он был слишком… слишком нежным. Он вел себя не по-блэквудовски.
Я подняла на него взгляд, отмечая, что такая легкая щетина ему все же идет. Пусть оставит так.
Я перевела взгляд на кольцо на своем пальце.
Странно все это… понятное дело, что Блэквуду наплевать на эту важность, сакральность ритуала, что он совершил. Это для него просто очередное средство манипуляции, способ держать меня близко. Рядом. Не давать мне убежать снова.
Он был умным сукиным сыном, воистину. Самым умным из тех, кого я знала.
Боже, и ведь он совсем не понимал, как важен для людей этот шаг. Как он важен для меня. Что пары обдумывают его годами. Что это союз закрепляется пожизненно. Перед людьми. Перед Богом.
Во всяком случае, я хотела чтобы со мной и моим избранником все было именно так. Я хотела… семью, хорошего мужа, детей… А теперь… Это кольцо на моем пальце и такое же на пальце Блэквуда. И ему наплевать на это. Просто цепи. Ничего лишнего.
А я, идиотка, не могу относиться к этому так же. Я не могу целовать человека и ничего к нему при этом не испытывать. И я не могу быть замужем и…
— Девочка, тебе нельзя пить алкоголь. Я уберу весь, клянусь. — Пробормотал Блэквуд, вытирая слезы с моих щек. — Не смей плакать.
Я отклонилась, начиная собирать слезы сама, поворачиваясь к мужчине боком. И я ненавидела себя за то, что позволяю ему это видеть.
— Так молчалива. — Проговорил он, обходя стол и садясь напротив. Ну вот какого черта ему нужно?! Почему нельзя просто оставить меня в покое? — Ну давай, милая Шерри. Расскажи мне. Все же в наших клятвах было прописано делить горе и радость.
— Рассказать? Охотно! Меня собирается продать один ублюдок. Убей этого сукиного сына, муж мой.
Он молчал недолго.
— Боюсь, он сам умрет раньше. — Он наклонился, а я даже не думала сопротивляться. Его губы коснулись щеки, а потом лба. — Он не достоин твоих слез, маленькая Шерри.
— Я оплакиваю себя, Блэквуд! А не тебя! Ты настолько прогнивший и гадкий, что я… я даже ненавидеть тебя не могу, понимаешь?! Мне тебя жаль! Просто чертовски жаль! Но эти слезы не по тебе. Я оплакиваю себя… я мертва… мертва…
— Шерри. Если бы я мог изменить… — Когда его руки притянули меня к нему на колени, так легко и просто, я не сопротивлялась. Какая жалость, но я тоже нуждалась в тепле.