Ур, сын Шама
Шрифт:
— Ованес Арсентьевич, да ведь так нельзя! — возопил проситель.
— Можно, — тихо ответил Ованес Арсентьевич. — У нас водопроводные вентили в квартирах ставят полдюймовые, а кто их открывает на полное сечение? Никто. На пол-оборота открывают.
Перед окончанием занятий Валерий постучался в кабинет начснаба. Приветливо поздоровавшись, он справился о здоровье, спросил, давно ли Ованес Арсентьевич был в отпуску.
Вопрос достиг цели: один из любимых рассказов начснаба как раз и был отпускной историей. И Валерий — уже не в первый раз — выслушал историю
Валерий проявил к рассказу живейший интерес, чем и расположил к себе начснаба. Затем он изложил свою просьбу.
— Как, как? — переспросил Ованес Арсентьевич, берясь за любимую двенадцатицветную шариковую ручку. — Ниобий?
Валерий начал было объяснять, что это такое, но начснаб отклонил объяснение.
— У каждого своя специальность, — сказал он несколько торжественно. Ты знаешь, что такое ниобий, но не можешь его достать. Я не знаю, что такое ниобий, но я его тебе достану.
Ованес Арсентьевич положил перед собой чистый лист бумаги, затем, подумав немного, выдвинул из ручки зеленый стержень (цвету он придавал некое одному ему известное значение) и взялся за телефонную трубку.
— Учись, — сказал он. — Допустим, я приехал в чужой город. Никого не знаю. И мне нужен этот самый ниобий. Что я делаю? Я набираю любую комбинацию цифр. — Он закрутил диск. — Откуда это? Квартира? Извините, не туда попал. Ладно, другой номер… Откуда это?.. Главрыбпром? Это говорит Ованес Арсентьевич. Здравствуйте. Извините, я забыл ваше имя-отчество… Ах, ну да, Мамед Курбанович! — Он быстро написал имя-отчество и номер телефона. — У меня к вам маленькая просьба, Мамед Курбанович: мне нужна проволока из ниобия… Да, ниобий… Куда он идет? Почем я знаю, руководство требует… Вашему снабженцу? Записываю: девять-три-шесть-семь-ноль-девять… Как его имя-отчество?.. Большое спасибо.
Минут через пятнадцать листок был плотно исписан телефонными номерами, именами-отчествами, названиями учреждений.
— Понимаешь, — говорил в промежутках между звонками начснаб, — очень важно сразу назвать себя. Абонент подумает, что знает меня, но забыл, и ему передо мною неудобно… Это техупр Подземстроя? — говорил он в трубку…
Ниобиевая проволока нужного сечения оказалась на складе неликвидов Аптекоуправления, куда попала неведомо как и неведомо откуда. Осталось найти способ оформления взаимоотношений, но это уже был сущий пустяк. И пораженный Валерий слышал, как кто-то горячо благодарил Ованеса Арсентьевича, а тот успокаивал собеседника:
— Да что вы, Илья Исаакович, для хорошего человека мне не жалко. Помогу вам переделать самосвал на бортовую машину. Позвоните мне завтра после трех, я к этому времени обо всем договорюсь…
Положив трубку, Ованес Арсентьевич размял сигарету, со вкусом затянулся и сказал, гася в глазах огонек азарта:
— Конечно, физика моря — очень хорошее дело. А все-таки техническое снабжение интересней.
К себе в отдел
— Где Ур? — спросил Валерий.
— Минут десять, как исчез. Вы разве не вместе вышли?
Валерий бросился к соседней комнате и убедился, что она заперта. Значит, и Аня ушла. Очень мило.
— Пойдем, дорогой, — прервал Рустам его горестные раздумья. — Чего ты за него беспокоишься? Он уже освоился в городе, не заблудится.
Они сбежали по лестнице и вышли на улицу, заполненную людьми, машинами и троллейбусами.
«Заблудиться-то он не заблудится, — думал Валерий. — Сам уже ходит по городу и вроде бы остепенился — не цапает с прилавков что ни попадя, не глазеет, разинув рот, на женщин». Нет, не потому тревожился Валерий, что Ур ушел один, — уж скорее потому, что ушел он, возможно, как раз не один…
— Что ты сказал? — спохватился Валерий, что не слушает Рустама.
— Уже третий раз тебе говорю: рано в этом году жара началась. И предлагаю съездить на пляж. Скажи?
— Неохота, Рустам.
— Надо, дорогой, надо. Сейчас — по домам, бери плавки и ласты, в полседьмого встретимся у бульвара на автобусной остановке. Есть? Проведем вечер как люди — в воде. Ну?
Дома были раскрыты все окна и двери. Запаренная, потная тетя Соня поставила перед Валерием тарелку с холодной окрошкой и села у окна, обмахиваясь старинным сандаловым веером.
— Валечка, — сказала она, добрыми глазами глядя на племянника. — Не сердись на меня, я очень к Уру привязалась, но все-таки хочу спросить: долго он еще будет жить у нас?
— А что такое? — нехотя ответил Валерий. — Он почти всю получку тебе отдает на хозяйство…
— Я не об этом! — вскинулась тетя Соня. — Я сама могу прокормить не одного, а, если хочешь, трех иностранцев.
— Хватит и одного. — Валерий отодвинул тарелку.
— Не сердись, Валечка, но мне странно. Вчера… нет, позавчера… Да, вчера звонит Аня, я ее, конечно, спрашиваю: «Вам Валечку позвать?» А она говорит: «Нет, Ура позовите…»
— Ну, и что? — угрюмо спросил Валерий. — Ур захотел в цирк, мне идти было неохота, Аня вызвалась сопро… сопровождать его. Вот и все.
— Да, я слышала, он говорил о цирке. Почему он без конца туда бегает?
— Ну, нравится ему цирк. Подружился там с лилипутом. Ты имеешь что-нибудь против?
— Конечно, нет. Я не об этом. Видишь ли, Валечка… ты ухаживаешь за Аней, а теперь могут пойти разговоры всякие…
Валерий бросил нож и вилку и поднялся из-за стола.
— Валя, подожди! Почему ты не доел? Господи, ничего не скушал!..
У себя в комнате Валерий достал из шкафа маленький спортивный чемоданчик, покидал в него плавки, ласты и трубку. Заглянула расстроенная тетя Соня.
— Мне ничего не надо в жизни, — сказала она, вытирая глаза, — лишь бы ты был счастлив… — Голос ее прервался. — Тебе уже двадцать семь, в твои годы люди имеют семью, детей…