Ураган «Homo Sapiens»
Шрифт:
Охламон боком, незаметно, скосив заплывшие глаза под ноги, двигался в толпе. Все, что происходило тут, под сопкой, лишь рваными кусками пробивалось в сознание. Мозг был словно заморожен, превратился в ледышку. А в самой серединке этой ледышки пульсировала дрожащая из последних сил струна-мысль: «Хоть глоток, хоть граммушку!» И в такт ей вибрировала в могучих тисках похмельного напряжения каждая клетка тела, запаленная надеждой и готовая взорваться, если надежда окажется ложной.
Вот она!.. Тихо, только тихо. Никто не смотрит! Не… Охламон медленно, задрав лицо кверху и на всякий случай исказив его улыбкой пожальче, нагнулся, похватал дрожащими
Постепенно Охламон вылез из толпы, пропятился еще несколько шагов, прыгающим взглядом обшарил спины и сунул горлышко в рот. Холодноватый напиток ожег язык, но дальше пошел уже теплым спасительным половодьем. Под его действием растаял алкогольный обруч, сжимавший голову, в каждой клеточке тела вспыхивали веселые горячие костерки. В них легко плавились и сгорали путы похмельного напряжения.
— Ух, хорошо-о! — Охламон освобожденно вздохнул и глянул вокруг. — Чегой-то они столпились?.. А-а, Васька же… Васек погиб… Росомаха, говорят. Паскудная зверюга…
К толпе, тарахтя, подполз «Буран». Федор успел облачиться в меховую одежду, поверх натянул белый балахон.
— А вот и добытчик наш, звероловчик.
— Зверобойчик-охотничек!..
— Начальник! — крикнул Федор. — Мне в напарники кого-нибудь! Заберется эта гада в кусты — одному как? Ни обойти, ни выгнать.
— Охламона возьми, — ехидно подсказал кто-то из толпы.
— Точно. От него сегодня какой толк на работе?
— А от него почти каждый день такой «толк». Решать надо.
— Бери его, Федор, бери. Пусти по ветерку заместо легавой. С паршивой собаки…
— Я тебе сейчас ка-ак… — безразлично сказал Охламон в толпу и с тревогой и тоской стал следить, как в голове, подчиняя все своей могучей воле, снова запульсировала и стала расти та самая проклятая единственная мысль, а от нее осьминожьими щупальцами поползли, заполняя сознание, проекты и способы добычи водки. И тут подошел Федор и еле слышно шепнул:
— В нарты глянь, дура.
Охламон глянул и увидел на сиденье рюкзак. Из его кармана, перехлестнутое застежкой, торчало горлышко бутылки.
— Едем! — прохрипел он.
— Мы эту гаду к обеду привезем! — крикнул Федор и включил скорость. «Буран» рванулся. Следом на коротком штырьке побежали легкие нарты с увязанным в них рюкзаком, малокалиберной винтовкой и двуствольным ружьем.
Избушка стояла на бугре, над поймой ручья.
Гада принюхалась.
В резком запахе рыбы чуть заметно сочился дух человека. Хозяина нет. Гада сделала вокруг избушки один круг, второй. Снег был испещрен свежими следами зайцев и куропаток. Вот ходила лиса и даже копать пыталась в месте, где снег особенно густо пах рыбой, — у двери, подпертой куском доски. А сюда, за дом, заглянула супружеская пара песцов. Покопали, что-то съели и побежали на сопку. Да, хозяина нет.
Осмелев, Гада приблизила нос к щели в дверях, потянула воздух. Из сеней густо запахло свежей рыбой. Какая прекрасная пища, и совсем рядом! Гада надавила носом доску. Дверь чуть дрогнула. Тогда она поцарапала угол когтями и принялась копать под ним. Крепкие когти легко справились с утрамбованным заледенелым снегом. Потом под брюхо полетели струйки промороженного песка.
Внезапно внимание Гады привлек тонкий писк. Она замерла. Но порыв ветра, принесший писк, улетел, и звук не повторился. Гада снова ткнула дверь. Дверь скрипнула. Гада зацарапала щелястое горбыльное полотно. Несколько раз когти попадали между досок, вырывая тонкие щепки. Постепенно в одном месте образовалась дырка. Гада сунула туда нос, осторожно развернула его и протиснула дальше, пока в отверстие не вошла почти половина верхней челюсти с клыками.
Вся дальнейшая работа заняла минуты. Обнюхав горку накрошенной сосновой щепы, Гада заглянула в сени. Там в одном углу до потолка возвышалась гора рыбы. Вязкий запах даже замутил сознание. Она сунула внутрь лапу, но вновь возник — теперь уже басовитый — звук. Охотница отпрянула от двери, и звук опять пропал. Тогда она побежала вокруг дома. Нигде никого. Покрутившись у двери. Гада присела в нескольких местах, отметив законность своей добычи, Теперь никто не помешает насытиться. В зимней тундре только волк может оспорить ее пищу, но волк давно не подходит близко к жилью человека.
Гада решительно вернулась к дыре, зацепила лапой ближайшую рыбину, вытянула ее на улицу и, подняв шерсть на загривке, с хрустом сомкнула зубы. Наконец-то пища, да так много! Это не случайный лемминг и даже не куропатка. За всю зиму ей только дважды по-настоящему повезло с пищей, когда она находила в тундре, павших от «попытки» оленей. И даже не два, а один. Второй раз в разгар пиршества ее прогнала волчья стая. Зато у первой туши она жила почти две недели. Восхитительное время, насыщенное блаженным теплом, ленивым отдыхом и приятными, от постоянного чувства сытости, сновидениями.
Гада почти съела рыбину, когда снова возник и не пропал, а стал быстро приближаться непрерывный тарахтящий звук. Человек! Это рычит Красный Зверь, который быстро и неутомимо носит человека по тундре. Надо уходить. Добычу можно защитить от любого жителя тундры. Даже, в конце концов, от волка, но не от человека с его убивающей палкой.
Гада торопливо догрызла рыбу и посмотрела вниз, в долину ручья. Вон он, Красный Зверь, уже совсем близко. Она засуетилась, подбежала к дырке в двери, глянула на добычу, найденную с таким трудом, жалобно взвизгнула и помчалась за дом. По морене Гада выскочила на седловину между сопок и перевалила ее. Звук растаял. Гада успокоилась, сбавила скорость и дальше уже бежала, снова принюхиваясь и тщательно исследуя все вокруг. Съеденная рыбина прибавила сил, но и обострила аппетит. Чтобы насытиться впрок, надо четыре или пять таких рыб.
Воздух пах речной водой. В нескольких местах над тундрой висели розово-золотые купола тумана: в этой долине текла широкая река Пырканай — Кекурная; солнце вскрыло некоторые перекаты на ней, и вода парила, источая в воздух запахи рыбьих стай.
Гада выбежала на берег. Здесь вместе с рыбой запахло и человеком, хозяином только что оставленной за седловиной избушки. А вот и его следы. И каждый пах рыбой. Гада побежала рядом, поглядывая вокруг. Крутые склоны сопок по обе стороны долины были густо уставлены кекурами. Они торчали и в одиночку и группами и от лучей утреннего солнца сияли пестрыми красками, как разодетые на праздник люди.