Ураган
Шрифт:
Ивашин приказал поднять четверку и вернулся к окну: густые клубы дыма вырвались из-под хвостов перехватчиков первого звена. Истребители почти вертикально, как снаряды, вонзались в воздух.
Ивашин пошел на пункт наведения. Не мешая майору Семенову, склонившемуся над экраном, генерал подсел к индикатору кругового обзора. Привычный глаз быстро разобрался в движениях зеленых капелек, падавших на линейку шкалы. Задумчивое спокойствие зеленого дождя до смешного не соответствовало
— Лег на курс, — услышал Ивашин голос командира звена капитана Короткова.
Ивашин взял микрофон
— Слива, видите самолеты?
— Вижу.
— Тип?
— «Хеншель-77».
— Опознавательные?
— Две полоски на киле. Цвета непонятны. Номеров на плоскостях не могу разобрать: все сильно блестит.
«И тут это чертово солнце», — подумал Ивашин и спросил ведомого:
— А вы, Груша, видите номера?
И когда офицер записал ответ, Ивашин сказал:
— Не выпускайте их из виду. Ждите приказаний.
Ивашина вызвал командующий.
— Варшава сообщает: польских самолетов в этом районе не может быть. Самолет индийской линии «Лёта» еще в Дели. Действуйте, как сказано.
— Ясно.
Ивашин почувствовал возбуждение, как бывало в давние школьные времена перед зачетными полетами; как бывало на войне при встрече с врагом. Сейчас он не в воздухе — на земле, но зато он и дерется не один, а всею мощью дивизии, каждым движением которой должен управлять и в воздухе. За ее успех или неуспех он отвечает во сто крат больше, чем если бы был в воздухе сам.
Сквозь грохот и вой стартующих перехватчиков Ивашин силился разобрать новое донесение Короткова:
— Вижу самолеты.
— Тип?
— «Дюсельдорф-три». Окна в фюзеляжах не настоящие.
— Что значит «не настоящие»?
— Нарисованы. Ясно вижу.
— Спасибо.
Еще вопрос ведомому:
— Груша, какие самолеты видите?
— Бомбардировщик. Вижу замаскированную башню.
Ивашин вместе с Семеновым следил за разворотом четверки. Что такое: вторая слева блестка вдруг оторвалась и движется особняком. Да это же самый молодой — ведомый второго звена лейтенант Армир Рашидов. Сейчас он скажет, в чем у него дело. Нет, молчит.
— Листик, Листик… отвечайте… — ласково проговорил Семенов.
— Я Листик, я Листик…
— Куда вас понесло?
Рашидов молчит. Ивашин видит, что к моменту, когда «дюсельдорфы» окажутся над границей, в позиции, удобной для атаки, перехватчиков останется только трое. И те — в густом облаке. Может быть, это облако и смутило молодого Рашидова.
— Пристройте Рашидова в пару, — скороговоркой бросил Ивашин Семенову.
Пока шел разговор Семенова с Рашидовым, штурман вывел тройку Короткова на «дюсельдорфов».
— Сбросьте тысячу высоты… тридцать градусов вправо.
— Вижу! — слышится короткое восклицание ведущего.
Ивашину кажется, что он слышит, как забилось сердце летчика, словно в самолете сидит он сам, а не капитан Коротков.
«Дюсельдорфы» снова легли прямо курсом к границе. Сейчас они окажутся у советской земли в самом узком месте южного угла. Где-то на траверзе Массалы.
Ивашин, не отрываясь, глядел на две светящиеся точки в поле локатора, если «дюсельдорфы» станут набирать высоту, намерение их будет ясно: удлиняют глиссаду своих снарядов, чтобы достать до нефтерайона. Значит, задача его истребителей — помешать им набрать высоту в ничейном небе.
Приказание Короткову — и зеленые слезки в стекле индикатора закапали все дальше и дальше на ось высоты.
Ивашин считал секунды: тридцать… шестьдесят… девяносто — ход «дюсельдорфам» вверх закрыт!
Ивашин подумал было: надо сказать Короткову, что делать дальше, но в этот миг точки «дюсельдорфов» рассыпались мелкими блестками. Светящиеся хвостики крошечных комет потянулись от них к земле. Управляемые снаряды! Словно молния, освещая весь небосвод от края до края, возникла, осветила мозг и претворила в действие мысль Ивашина. Он выбрасывал в микрофон слова с четкостью скорострельного пулемета.
Семенов переориентировал летчиков, два оператора выдали со своих машин расчеты для выхода на перехват, весь КП представлял собой одну синхронно действующую, считающую, анализирующую и диктующую машину.
Ивашин констатировал факты и действовал сообразно этим фактам. Фактом было нападение — значит, следовало уничтожить нападающего. Ивашин считал секунды сближения своих перехватчиков с бомбардировщиками: секунда… полторы… две… две с половиной… Три!
Голос Короткова:
— Атакую ведущего!
Ивашин представил себе, как Коротков установил на бортовом индикаторе границы силуэта; как его рука подводят круг в прицеле: вот точка — противник пока еще где-то правее и ниже центра. Коротков уверенно ведет истребитель. Теперь и противник понял все: где-то очень высоко едва слышно посыпался грохот очереди. Это пушка Короткова? Нет… Наверно, он еще чуть-чуть дал от себя и прибавил газ. Точка стала черточкой. Она уже ползет по горизонтальному волоску прицела. Чуть довернуть. Центр! Станция перешла в режим прицеливания. Кружок на индикаторе. Дистанция близка к действительному огню. Крест! Огонь!
— Коротков, выходи из атаки! — хотел бы крикнуть Ивашин, но, во-первых, Коротков и сам сделает все, что нужно, во-вторых, наблюдение уже докладывает:
— Слива атаковал.
— Груша атаковал.
Ни первого, ни второго взрыва не было слышно. Только движение двух вражеских самолетов на экране резко замедлилось. Временами точки в радиолокаторе стоят на месте — так беспорядочно было падение сбитых самолетов.
Наземное наблюдение донесло, что видит горящие самолеты.