Ураган
Шрифт:
Парк достал сигарету и собрался ее закурить, а Лесс, воспользовавшись паузой, сказал:
— В том, что он прав, я не сомневаюсь. Именно потому я и сделал то, что сделал, — ответил Лесс. — Надо предостеречь людей от повторения провокации. Подлость этих типов слишком дорого обходится человечеству.
Парк нахмурился.
— Мы сами могли бы опубликовать, что нужно. А вы наболтали черт знает что.
— Вы боитесь того, что я открыл людям?
— Человечество нуждается в сильной руке. А сила — это мы. Мы
— Человечество обойдется без такой няньки.
— Из того, что вас надули, вы делаете опасные выводы.
— Опаснее то, что вам не удалось надуть человечество, а вы не делаете из этого выводов, генерал.
— Вы даете возможность обратить все это против нас! А ведь мы ни в чем не виноваты!
— Если так, суд это зачтет, — насмешливо сказал Лесс.
— Суд?
— Вот именно, генерал, суд.
У Парка перехватило голос от гнева: этот распластанный остаток человека смеет говорить о праве судить его, Парка!
Парк закрыл глаза и провел рукой по лицу, словно отгоняя какие-то воспоминания.
— Да, — устало проговорил он, — бывают минуты, когда хочется быть откровенным… Меня одолевает страх, когда я думаю об этих треклятых бомбах… — Парк потряс головой, — а я должен опять отстаивать их в Женеве.
— Опять ложь о чистой бомбе?
— О нет! Это провалилось раз и навсегда. — И, криво усмехнувшись, Парк язвительно добавил: — Не без вашей помощи.
— Поедете на том же коньке: «открытое небо», контроль, инспекция?
Парк утвердительно кивнул.
— Но ведь это просто ловушка, которую вы выдумали для русских! — гневно прошептал Лесс.
— К сожалению, они не хотят в нее попадаться.
Парк колебался: сказать ли Лессу, что он знает о существовании его дневника? Ведь там записано не только то, что Лесс узнал от Райана, но и то, что он сам думал по этому поводу.
— И вина в том падает на вас… — сказал Парк.
— На мой дух или на мой труп?..
— Уж там как хотите. Вы будете виноваты в провале нашей миссии, если русским удастся добыть ваш дневник. А я вовсе не уверен в том, что это им не удастся. — Он пристально посмотрел в глаза Лессу. — Вот если бы вы сказали мне, куда его девали…
— Раз уж дело пошло об откровенности — может быть, скажете: вы знали о цели бомбардировщика, посланного Хойхлером?
— Далеко не всё, — уклончиво ответил Парк.
— И согласились, что он полетит на такую операцию накануне вашего выезда в Лугано для переговоров о разоружении.
— Видите ли, старина, — наставительно сказал Парк, — знал я или не знал — от этого полет вовсе не зависел.
— Полет или его результат? — настойчиво спросил Лесс.
— В его полете не было ничего экстраординарного: самое обыкновенное патрулирование по давно разработанному
Так и не дождавшись конца фразы, Лесс спросил:
— И вы называете это разумной подготовкой к совещанию об умиротворении?
— Ну, старина, не вам судить о таких вещах.
— Страшной будет участь народов, если они позволят загипнотизировать себя новой ложью. Но для этого вам нужна и моя ложь, а ее не будет…
Парк быстро спросил:
— Вы коммунист?
— Нет.
— Тогда кто же вы?
— Один тип назвал меня… коммуноидом.
— Коммуноид? — Парк пожал плечами.
— Я тоже услышал это впервые.
— Что же это значит?
— Кажется, я понял.
— Коммуноид! — удивленно повторил Парк.
— Сейчас, пока я ждал вас, мне читали газету. Сообщают, что в госпитале в припадке безумия умер полковник Деннис Барнс. Деннис Барнс, понимаете, сэр?
— Что-то знакомое…
— Один из парней, летавших на Хиросиму.
— Ага, вспоминаю! Его хотели предать военному суду, но потом сказали, что он попросту помешался.
— Барнс был достоин лучшего конца: его мельница тоже завертелась не туда, куда вам угодно.
— Что за чепуха, какая мельница?
— О них писал еще Сервантес.
— И вы, как этот Барнс?..
— О нет, я в своем уме. Впрочем, могу вас уверить, и Барнс тоже был в порядке. Все дело только в его мельнице.
Парк усмехнулся:
— Она пошла вспять?
— Как раз наоборот — вперед.
— Любую мельницу можно ведь и остановить, а? — сказал Парк.
— Для этого нужно остановить ветер. А это, пожалуй, не под силу даже вам: ведь ветер может стать бурей.
— Коммуноид!.. — задумчиво повторил Парк.
— Разве вы не хотите, чтобы людям стало лучше? — снова спросил Лесс.
— Во имя господа, что за вопрос!
— И верите, что простым людям всего света будет лучше?
— Как же не верить?
— Вот и сами они, простые люди, верят в это. А пока они верят в жизнь, войне не бывать. Война бывает, когда люди перестают верить в то, что может быть лучше, чем есть.
— Коммунисты говорят не так! — оживленно возразил Парк, как будто поймал противника на ошибке. — И все-таки вы красный.
— Пожалуйста, если вам непременно так хочется. — Лесс едва заметно покачал головой. — Мне все равно. Но не думайте, будто то, что вы сделаете со мной, поможет вам. — И снова печально шевельнул головой. — Вам не поможет ничто, если вы не поумнеете.
— Какого черта, мальчик! — рассердился Парк.
— Извините за дерзость, но мне жаль вас. И я прощаю вам то, что вы со мною сделаете. Но не думайте, что вам простят люди.
Не знай Лесс своего бывшего патрона за хорошего актера, он, пожалуй, и поверил бы в искренность смеха, которым разразился Парк.