Уральская матрица
Шрифт:
Оттеснили, но не истребили. Оставили им наиболее трудоёмкие сферы деятельности — охоту, добычу пушнины, оленеводство. Поневоле коренные уральцы на своей земле вдруг стали «инородцами» и очутились в глухих северных лесах. С ресурсом ошиблись и башкиры. На практичном Урале они почему-то решили, что их главный ресурс — ислам. Видимо, сработала горячка неофитства. И на башкирские земли поползли горные заводы, а башкиры всё дрались под зелёным знаменем газавата, не понимая, что для супер-этноса недра важнее веры. Храм (а в данном случае — мечеть) можно поставить и
Пермь Великая и Сибирское ханство оказались «государствами-ошибками». Они заполучили свой ресурс — пушнину. В средневековье пушнина была одной из мировых валют наравне с золотом, драгоценными камнями и специями. Но, овладев этим ресурсом под полой супер-этноса, нельзя было строить отношения с супер-этносом как равный с равным. Карман не может быть равнозначен всему тулупу, даже если денег в нём хватит на десять других тулупов. Для своего хозяина карман не имеет права быть зашитым. И хозяин не потерпел строптивости.
Совсем иначе повели себя Строгановы. Их кошель был открыт для любого русского царя. И Строгановы получили свободу рук, чтобы наполнять этот кошель. Со Строгановых начинается политика «невидимых ниток», крепко связывающих уральские «внутренние империи» напрямую с главой государства — поверх всей прочей России. Потому что земные богатства — это только пол-ресурса. Целый ресурс — это земные богатства плюс милость государя. А милость государь оказывает тогда, когда это дешевле капиталовложений.
Эпоха рубежа XVI–XVII веков выявила эту тенденцию во всём объёме. Жалованными грамотами Ивана Грозного Строгановы обрели земли, сравнимые по площади с европейским государством. Зато Грозный избавился от расходов на войну с сибирскими татарами. И Ермак «поклонился Сибирью» именно царю — чтобы его поход стал «легитимен», а с его воинов сняли опалу. Грозный легко оказал Ермаку эту милость — потому что она была «с предоплатой». Борис Годунов объявил Бабиновскую дорогу «государевой» и сделал Артемия Бабинова её главным «менеджером» — и больше у него не болела голова за Сибирский тракт.
Даже Трифон Вятский кружил вокруг трона, пряча в каком-то из своих монастырей одного из Лжедмитриев, — но его труды были напрасными. Он верно понял ресурс, догадался о необходимости царской милости, — но вот ошибся с персоной государя. Потому и прогнали его с Вятки из собственной обители.
Та эпоха на Урале памятна и «ныробским узником». Борис Годунов сослал в деревушку Ныроб одного из своих конкурентов — боярина Михаила Романова. Стрельцы не желали караулить узника и сидеть в такой дыре, как Ныроб. Они перестали кормить пленника. Жители Ныроба тайком помогали боярину — пока их не поймали и не отправили на пытки. Михаил Романов умер от голода.
Когда же Романовы стали Царствующим Домом, они осыпали Ныроб милостями. С жителей сняли бремя налогов и даже доплачивали им, чтобы сберегали яму, где умер дядя царя и брат митрополита. Чтобы хранили его кандалы, которые прослыли чудотворными. На романовские деньги был построен храмовый ансамбль. Его дивная Никольская церковь — возможно, самая красивая церковь на Урале: уральский
В помощи крестьян не было корысти, но вот в сохранении ямы был расчёт. Расчёт не подлый, потому что подвиг имел место, — но всё равно прагматичный. Подвиг милосердия стал «ресурсом», на котором выросло благополучие Ныроба. И чудотворность кандалов здесь не при чём.
К примеру, захоронения расстрелянного Николая II и его семьи никто не искал — даже когда Екатеринбург почти год был под властью Колчака. Могил не искали, потому что они не стали бы «ресурсом». Вместо могил по Уралу пошёл призрак «неумирающей Анастасии» — одной из царевен. Призрак ходил просто так, по исторической инерции, «на всякий случай». Вдруг Романовы опять окажутся «ресурсом»? Они и оказались — в 90-е годы ХХ века. И тотчас призрак вернулся в могилу, а могила отыскалась на Старой Коптяковской дороге. «Матрица» сработала.
Отношение к царю на Урале всегда какое-то интимное и трепетное. Не даром же возникла традиция ставить памятные столбы «Европа — Азия» там, где какая-либо царская особа пересекла эту границу. Не даром после отмены крепостного права рабочие на свои деньги поставили государю два десятка монументов.
Эта особенность поразила Дмитрия Менделеева, который в 1899 году ехал в спецвагоне по уральским железным дорогам, чтобы понять, почему горные заводы не могут развернуться во всю мощь. Менделеев поражался — и не замечал, что и сам он движется по колеям «матрицы», ибо его экспедицию направило и финансировало правительство и государь.
Личному знакомству с Петром своим взлётом обязаны Демидовы. Стали бы они уральскими магнатами, если бы Пётр не подарил Никите Невьянский завод, а попросил Никиту просто «поруководить» им, так сказать, в качестве «кризисного управляющего»? Не стали бы. Потому что милость государя вне уральской экономики. Она в «уральской матрице».
Недаром совсем иначе сложились отношения Петра со Строгановыми. Пётр ввёл госмонополию на торговлю солью. Чёрт дёрнул Петра взять в любовницы жену последнего «именитого человека» — всеми уважаемого «собирателя рода» Григория Строганова. Как-то неудобно получилось… И Пётр посоветовал Григорию Дмитриевичу строить заводы, подобно Демидовым. Григорий Дмитриевич послушался: первый завод — Таманский — был поставлен на Каме в 1722 году. Но совет остался советом, извинением перед рогоносцем, и не превратился в милость. Без милости государя Строгановы так и не сравнялись с Демидовыми по размаху предприятий, хотя земли были собственными, а богатства хватало.
«Горнозаводская держава» тоже стояла на покровительстве царя, потому что горные генералы подчинялись не губернаторам и даже не своему министерству, а сразу Сенату и самодержцу. Именно на Урале объявил себя Петром Фёдоровичем Пугачёв, потому что нигде больше не поверили бы, что он — царь. А на Урале поверили, потому что императорский трон одной ножкой стоял в «матрице».
И Верхотурскому монастырю, чтобы стать жемчужиной, мало было одного ресурса в виде святого Симеона. Требовалась «интимная», личная, без регламента связь с монархом. Такую связь обеспечил бывший послушник Григорий Распутин.