Уран для Хусейна
Шрифт:
Убийцу или убийц найти не сумели. «Голос Америки» грешил на КГБ, МУР на уголовников, дело постепенно заглохло, и о нем перестали судачить на московских кухнях. Других сенсаций хватало: взять хотя бы кончину Суслова или загадочную смерть первого зампредседателя КГБ генерала Цвигуна, брежневского шурина.
Обогнув колумбарий, я затаился в тени двухметрового надгробия метрах в пятнадцати от могилы Зои Федотовой, где вовсю уже кипела работа. Осветив участок двумя переносками, гебешники довольно профессионально вывернули ломами надгробную плиту, отставили ее в сторону и аккуратно срезали с могильного холмика дерн. Слой земли над гробом
— Товарищ полковник, посмотрите, — раздался взволнованный голос наклонившегося над гробом опера, — здесь кто-то ковырялся!
Коренастый седовласый дядя в тонированных очках недоуменно переспросил:
— Что значит ковырялся, Кольцов? С чего ты взял?
— Смотрите, — присел Кольцов на корточки, — драпировка напрочь сорвана, и гвозди вон и вон торчат.
— Откройте, — приказал тот, кого назвали полковником.
— Эксперт, снимайте.
Заполыхали вспышки фотокамеры, вокруг гроба поднялась странная суета.
— Ё-моё, да она же на животе лежит, — послышалось, когда гебешники приподняли крышку гроба.
— Осмотрите ее хорошенько, — злой голос полковника звучал отрывисто, как собачий лай, — кажется, мы опоздали.
— То-то я смотрю, земля легко поддавалась, — обратился неизвестно к кому один из тех, что разбрасывали могилу.
— Пусто, Виталий Арнольдович, в основании позвоночника ничего нет. Здесь вообще ничего нет, только черви, — доложил, видимо, судмедэксперт.
— Возьмите пробы земли, определим, когда это произошло, — приказал полковник, — закройте гроб и приведите все в порядок. Чтобы ни одна собака… — он не договорил и повернулся к Володе и Игорю, жавшимся чуть в стороне, — а вам, ребята, придется проехать с нами.
Часом позже я в одиночестве душил в мастерской бутылку водки и ждал возвращения Володи. На кладбище было тихо и покойно. Сержанты, проводив гостей, с перепугу пить отказались и резались в комнате милиции в шахматы. Дядя Дима продолжал храпеть в своей будке. О странном визите гебешников ничто не напоминало, как будто их здесь и не было.
Володя появился в шестом часу утра, но рассказывать ничего не стал. Я не интересовался, хотя ночная история здорово меня заинтриговала. Такой у моего шефа характер: захочет — сам скажет, а нет — так лучше и не расспрашивать. Завершив за пару часов свои дела, мы разъехались по домам отсыпаться.
Два дня я на Ваганькове не появлялся. Подвернулась выгодная работа на стороне, в Дмитрове, пришлось махнуть туда. Вернувшись в Москву ранним утром третьего дня, я прямо с Савеловского вокзала позвонил Володе домой.
— Ты где? — встревоженно воскликнул он, узнав мой голос. — Давай быстрее ко мне, поговорить надо.
Поймав такси, я покатил в Марьино, где Володя купил недавно трехкомнатный кооператив на Новочеркасском бульваре. Внешний вид шефа неприятно поразил меня какой-то взъерошенной угнетенностью. Мы прошли на кухню, где красовалась уже на столе окруженная полудюжиной пива бутылка «Столичной». Уселись, треснули по стопарику, хлебнули пивка, и Володя заговорил.
— Знаешь, старик, я, кажется, влез в такое дерьмо… Эти суки, — неопределенно махнул он стаканом в сторону окна, — твари вонючие, жрали бы самих себя, так нет, и меня втравили…
Оказывается, за эти два дня Володина спокойная жизнь буквально перевернулась. Все началось тогда, когда они с Игорем поставили свои подписи под актом об эксгумации трупа гражданки Федотовой, дали подписки о неразглашении
— Ты понимаешь, куда они, козлы, меня толкают, — задыхался от гнева Володя, — если уж сейф в прокуратуре вывернули, то без верхов никак не обошлось. Вся Москва знает, как Щелоков с Андроповым грызутся, тут даже не МУР, огаревские ребята шерудили. Гебешникам эта пуля до лампочки, их другое теперь волнует. К кому ниточка с кладбища потянется. Глаза и уши, — передразнил он кого-то, — да мне враз моргалы выколют и уши отрежут, только нос высуну.
— Ты бы отказался, — легкомысленно посоветовал я, — ну что бы они тебе сделали?
— Отказался?!! — искренне возмутился Володя. — Я два часа отказывался, так они, падлы… — Тут он почему-то замолчал, налил стопарь водки и залпом опрокинул его в рот. — Короче, не смог я отказаться, — и таким спокойным тоном это было произнесено, что я тут же поверил: действительно, не смог.
Ситуация сложилась такая, что без пол-литра… Я сбегал в соседний универсам, взял литр водки и еще полдюжины пива, вернулся к Володе, и мы принялись искать выход из безвыходного положения.
Конечно, надо быть полным идиотом, чтобы влезать в межведомственные распри монстров советской правоохранительной системы. В моем положении — тем более. Мало того что в Москве живу нелегально, так еще минская уголовка ищет. И случись чего, закопают меня на том же Ваганькове тихо и бесславно, даже маме не сообщат. С другой стороны, никто, кроме Володи, не знает, кто я такой и откуда взялся. Да и Володя фамилии моей настоящей не знает, при знакомстве бухнул я ему свой дежурный псевдоним, а в дальнейшем повода для саморазоблачения не представилось. Так что, случись совсем край, легко можно будет раствориться на просторах Родины, пока же я просто обязан помочь хорошему человеку выбраться из этого болота. Тем более коль он мне все это рассказал, значит, на мою помощь рассчитывает.