Урановый рудник
Шрифт:
— Вы так думаете? — спросил Петров. В голосе его звучала надежда. — Нет, правда, вы тоже так думаете?
— Почти уверен, — сказал Холмогоров. — Без Божьей воли лист с дерева не упадет, так что не сомневайтесь, Иван Данилович.
— А вы, — не унимался участковый, — вы тоже это почувствовали? Вы почему меня толкнули? Ведь, если бы не толкнули, он бы меня прямо там, на месте, как белку…
— Не знаю, — сказал Холмогоров, — право, не знаю. Бывает так, что Господь в безграничной мудрости своей решает, что настало время взять дела земные в свои руки, и тогда многие из нас, вот как вы в эту минуту, теряются в догадках: что же это со мною было? А ничего особенного не было,
Петров хмыкнул, втягивая в легкие новую порцию дыма.
— Нашли повод для извинений, — сказал он. — Ради такого дела могли и в глаз засветить, я бы не обиделся.
— Ну, в глаз — это, пожалуй, слишком, — улыбнулся Холмогоров.
— Может, и слишком, — не стал спорить лейтенант. — А вот еще вопрос, — со странной робостью продолжал он. — Скажите, как бы это мне в веру обратиться?
Холмогоров улыбнулся.
— Ну что вы, — сказал он, — что вы, Иван Данилович, ей-богу, как басурман какой-то — обратиться… Обратиться проще простого. Для начала надо уверовать. Это даже не полдела, а, считайте, все дело целиком. Остальное — детали, официальная, так сказать, часть. Вы крещеный?
Петров пожал плечами.
— Не знаю, — честно признался он. — И спросить некого, померли родители. Да вряд ли они меня крестили, партийные были оба и, главное, идейные… Нет, вряд ли.
— Ну, значит, пойдете в храм, примете крещение… А все остальное, если понадобится, вам священник объяснит. Да, Библию прочтите непременно, это вам точно не повредит.
— Да где ж ее взять-то, Библию?
— А вот хотя бы и у меня есть при себе экземпляр. Дать вам?
Петров секунду помедлил.
— Нет, — сказал он решительно, — не сейчас. Сейчас у меня других дел выше крыши.
— Это какие же у тебя, интересно знать, дела? — неожиданно подал голос из отгороженного занавеской угла подполковник Завальнюк.
Фонарик, которым он пользовался вместо настольной лампы, погас, занавеска отдернулась, и Петр Иванович, с наслаждением потягиваясь, присоединился к компании. В углу, который он только что покинул, виднелись две табуретки — та, на которой Завальнюк просидел всю вторую половину ночи, и другая, игравшая роль письменного стола. На полу стоял знаменитый «заготовительский» портфель с откинутым клапаном, откуда торчали кое-как засунутые на место картонные папки. Еще одна папка, раскрытая, с переворошенными бумагами, лежала на табуретке, и на ней, прямо на пожелтевших бумагах с длинными столбцами каких-то цифр, торчком стоял карманный фонарь подполковника. Рядом с фонарем лежала открытая деревянная кобура с наполовину вытащенным из нее пистолетом — тем самым, что несколько часов назад был снят с застреленного Петровым лесовика. Снайперская винтовка системы Драгунова с громоздким ночным прицелом стояла в углу, прислоненная к нетесаным бревнам стены.
— А у наших у ворот чудо-дерево растет, — нараспев продекламировал Петр Иванович все того же Чуковского, который, судя по всему, был его любимым писателем. — Чудо, чудо, чудо, чудо расчудесное! Не листочки на нем, не цветочки на нем, а чулки да башмачки, будто ягодки… — Он зевнул, еще раз от души, с хрустом потянулся и добавил в прозе: — Слушать вас, господа, с души воротит. Легли бы вы поспать, что ли, а то несете какой-то, извините, бред… Особенно тебя касается, Петров. Тоже мне, неофит. Обращение святого Петрова. Или вот апостол Матфей мытарем был, то бишь сборщиком податей — налоговым инспектором, словом. Он — налоговый, ты — участковый… Чем не пара? А? Дельфин и русалка — они, если честно, не
Несмотря на проведенную без сна ночь, оставившую на его лице свой след в виде темных кругов под глазами, Завальнюк пребывал в прекрасном настроении, чего нельзя было сказать о Петрове, который смотрел на подполковника волком и явно обдумывал достойный ответ — такой, после которого двоим русским людям остается только затеять драку с ломанием мебели, челюстей и ребер.
— Молчишь? — все тем же веселым, энергичным и напористым тоном продолжал Завальнюк, адресуясь к участковому. — Ну, так я сам скажу, а ты слушай и хорошенько запоминай. Нет у тебя в данный момент никаких дел, понял? Покушения на тебя никакого не было, дом ты спалил по собственной неосторожности…
— А труп? — подозрительно ровным голосом спросил Петров.
— А трупа скорее всего никакого тоже нет. Уже нет, — поправился подполковник. — Не веришь — сходи проверь. Наверняка эти лесные братья уже уволокли его в свою берлогу.
— А оружие?
— И оружия никакого не было и нет, понял? Это в твоих же интересах, лейтенант. Если начнут разбираться, кто в кого стрелял и почему, кому-нибудь может прийти в голову, что ты его нарочно завалил, чтобы убрать свидетеля, который слишком много о тебе знал. Я ведь тебе ясно приказал: брать живым.
— Это уже после было, — возразил Петров, ничуть не удивленный таким поворотом разговора. Он даже разозленным не выглядел, разве что желваки на скулах вздулись на мгновение и сразу же опали.
— До или после — кто разбираться-то станет? — пренебрежительно отмахнулся Завальнюк. — Так ты меня хорошо понял?
— Превосходно, — сказал Петров. — Вундербар унд вундершен, товарищ подполковник. Как поработали-то, удачно?
Завальнюк оглянулся на свое рабочее место, и на лице его промелькнула тень досады — уж очень откровенным был оставленный им в углу натюрморт.
— Да так, — ответил он туманно, — средненько.
— А точнее? — сузив глаза, с внезапно прорезавшейся следовательской вкрадчивостью спросил Петров.
Завальнюк опешил от такой наглости и не вдруг нашелся с ответом.
— Что? — переспросил он тоном не сулившим зарвавшемуся участковому ничего хорошего.
Продолжая пристально разглядывать его прищуренными глазами, Петров затянулся сигаретой и длинной струей выдул дым в сторону подполковника.
— Вы полночи сличали серийные номера на винтовке и пистолете вон с теми списками, — сказал участковый, и это был не вопрос, а уверенная констатация факта. — Не думаю, что у вас в портфеле хранятся списки серийных номеров всего стрелкового оружия, произведенного на территории бывшего СССР за последние тридцать-сорок лет. Иначе вам пришлось бы таскать за собой не портфель, а железнодорожный состав, и хорошо, если только один…
Завальнюк слушал его с недоброй улыбкой, которая с каждым произнесенным участковым словом все больше напоминала волчий оскал.
— Я считаю, — обдавая его новой струей пахнущего горящим торфом сигаретного дыма, продолжал Петров, — что в портфеле у вас инвентарные списки какой-то одной, вполне определенной войсковой части и что серийные номера оружия, снятого нами с убитого бандита, в этих списках значатся. Вы их, случайно, не подчеркнули?
С этими словами он встал из-за стола и сделал шаг в сторону угла, где стоял драгоценный портфель подполковника. Завальнюк одним плавным движением заступил ему дорогу, и поспешность, с которой он это проделал, яснее любых слов свидетельствовала о том, что догадка Петрова верна.