Уравнение с Бледного Нептуна
Шрифт:
Он увидел на полу клочья бумаги, изорванные и старательно затоптанные множеством ног. Что-то заставило его склониться и поднять один обрывок. Распрямив его на ладони, он понял, что это кусок карты. На нем сохранилась жирная черная линия, проведенная от руки. Карабичев начал собирать все бумажки с пола.
Когда он вошел в кабинет Ермолова, тот стоял у окна, растирая виски руками.
— Я рад, что ты уже здесь, — сказал он Карабичеву, показывая на кресло. — Садись и рассказывай.
Карабичев сел
— Я должен что-то вспомнить, — с раздражением сказал он, — и никак не могу. Вот вертится, вертится, а что — не помню. Тьфу, пропасть! Ну ладно! Так, значит, с твоей женой произошла трансформация. Неприятная история. Но сейчас это, к сожалению, не единственный случай. Кто она у тебя теперь? Англичанка? Да, трудновато. Но ты не унывай, еще не все потеряно…
— Иван Иванович, — перебил его Карабичев, — какое письмо вы составляли сегодня на заседании комитета? Мне Миракова говорила, но я так и не понял, о чем шла речь.
— Письмо? Какое письмо? Ах, да, действительно, там шла речь о письме, но…
Ермолов задумался.
— Да, право, позабыл. Кажется, Иван Павлович его составлял… Что-то не очень важное. Вообще удивительно бездарное было заседание. Можно было и не собираться.
— Говорят, шумно у вас было? — спросил Карабичев.
— Шумно? Да нет… А хотя да. Нас здорово насмешил Иван Павлович. Он отмочил какую-то шутку… вот позабыл, какую именно… Одним словом, весь зал хохотал.
Ермолов поежился и задумчиво сказал:
— Вот никак не вспомню… А ведь вертится что-то в голове. Что-то очень важное…
— А это вам не поможет вспомнить? — спокойно сказал Карабичев, вставая с места. Он подошел к столу, сдвинул в сторону телефоны и высыпал на стекло груду бумажек, Ермолов с удивлением посмотрел на него.
Карабичев молча прикладывал обрывки один к одному, старательно разглаживая их, пока на столе не возникла карта мира, у которой не хватало Северного полюса и кусочка Европы.
— Что это такое? — спросил Карабичев, тыча пальцем в жирные черные кольца, рассекающие параллели и меридианы. Ермолов молчал. Карабичев взглянул на него. Тот стоял страшно бледный и напряженный. Внезапно он бросился к Карабичеву.
— Вспомнил, вспомнил! — закричал он. Никогда Карабичев не видел у него такого растерянного лица. Голова и плечи Ермолова дрожали. — Ох, если б ты знал, какой это был ужас! Это мы изорвали карту. Мы были вне себя. Сам Иван Павлович рвал ее и топтал… Теперь я все вспомнил!
Ермолов рассказал Карабичеву о дикой сцене в конференц-зале.
— Понимаешь, это было как волна, она несла нас, и мы не могли сопротивляться, — говорил Ермолов.
— Коллективный психоз? — спросил Карабичев.
— Что-то в этом роде, Андрюша. Сначала коллективное творчество, потом — непонятный
Наступило длительное молчание. Волновавшие мысли были такими страшными, что они не решались высказать их вслух.
— Неужели Миснатед прав?! — воскликнул, наконец, Ермолов.
Карабичев молча пожал плечами.
— Слушай, Андрей, я тебя попрошу — пока никому ни слова. Люди позабыли, и ладно. Не нужно подавать повода к панике, понимаешь?
Карабичев посмотрел в желтые зрачки Ермолова.
— Но вы отправите сегодня письмо в совет, Иван Иванович? — спросил он.
Тот покраснел и отвернулся.
— Да, конечно, — глухо сказал он.
Карабичев ушел от Ермолова с тревожным ощущением неуверенности.
Проходя по коридору, он увидел Ружену, подглядывавшую в щель.
— Ружена! — воскликнул он.
Девушка отпрянула от двери.
— Что ты делаешь?
— О-о, мне показывалось, что там что-то есть. Карабичев подошел и подергал ручку. Дверь была заперта.
Это комната Арефьева. Он ее запирал перед отъездом. Карабичев прислушался. За дверью царило молчание.
— Чепуха! Ничего не слышно. А если тебя интересует эта комната, возьми ключи и открой. Кстати, что слышно о Сергее?
Они пошли рядом.
— Я получила несколько писем. Он писал, что они с Эриком добились большого успеха. Теперь метод может быть всунутым в промышленность…
— Внедрен, — поправил Андрей. — А когда они собираются назад?
— У них еще много работы, и… тяжело заболел Эрик.
Карабичев посмотрел на девушку.
— Так почему же он не везет его сюда? Здесь ему помогут.
Ружена пожала плечами.
— Он пишет, что у них еще много дел.
— Туда позвонить можно? Радиофон у них есть?
— Я не знаю. Он мне не говорил.
— Хорошо, я проверю.
Расставшись с Руженой, Карабичев развернул свою записную книжку и записал в графу особо важных дел имя «Сергей» и рядом с ним поставил вопросительный знак. Кривая загогулина объединяла несколько записей, среди которых были и «Мария», и «Ермолов», и еще какие-то.
Придя домой, Карабичев заметил в передней письмо, лежавшее на полке. Очевидно, его принесли еще вчера. Карабичев взял конверт и увидел на нем иностранную марку. «Запад нас не оставляет», — почему-то подумалось ему. Адрес был написан по-русски невероятно знакомым почерком. Дрожащими руками он распечатал письмо. Прочитал:
«Любимый мой Андрюша!…»
Дитти Браун, услышав странный звук, отбросила крем и выбежала из комнаты. Карабичев раскачивался на стуле и стонал, словно у него сильно болели зубы. В его кулаке было зажато письмо Марии…