Уравнитель. Спецназ по-боярски. Том 1
Шрифт:
— Я князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, — уточняю, надеясь, что использование титула добавит хоть каплю уважения к моим словам. Кто знает, может, это его успокоит или хотя бы собьёт с толку. И зачем ему меня звать, если он не помнит, кто я?
Но едва я заканчиваю фразу, как слышу у себя в голове голос. Громкий, глубокий, как удар колокола, он звучит так близко, будто раздаётся прямо внутри черепа, а не с трона:
— Это ты хотел меня видеть! — голос звучит сурово и насмешливо, в нём слышится превосходство
— Я? — вырывается у меня в ответ. Но едва произнеся это слово, я осознаю — нет, нет, это совершенно точно не я, не я просил его приходить, не я приводил эту толпу сюда на заклание. Не я просил их умереть за меня.
— Ты! — повторяет он, и каждое слово эхом отдается в моей голове, становясь всё громче и тяжелее. — Ты собрал моих адептов, принёс их в жертву, — продолжает он, протягивая вперёд свою руку, кожей напоминающую сухой пергамент.
Палец направлен прямо на горелые обрывки одежды и обугленные тела вокруг нас. Указующий палец старика, словно метка обвинения, застывает, и я вдруг понимаю, что он не намерен отпускать меня просто так.
Хочет заставить платить.
Черт! Подстава чистой воды.
Чтобы я еще когда-нибудь в этом мире повелся хоть на одну бабу!
— Энергию их жизней я не возьму себе, — добавляет Перун, и на его лице проступает ледяная улыбка. — Я отдам её тебе — вместе с их чувствами, — голос его становится всё тише, но от этого слова звучат ещё жёстче.
Меня пронзает чувство, что я ни черта не понимаю. А то, что мне предлагают — мне не нужно. Это я знаю наверняка.
Чуйка, она же пятая точка, так и кричит: — князь, нам это не надо!
Если бы я хотел почувствовать на себе всё, что эти фанатичные люди испытывали в последние мгновения жизни, я бы скорее сам бросился в огонь.
Этот старик — или бог, или кто бы он ни был — намерен превратить меня в сосуд для их страданий, боли и отчаяния, но я слишком хорошо понимаю, к чему это приведёт.
— Вы хотите сделать меня эмпатом? Нет, спасибо, мне достаточно даров, — пытаюсь отклонить его «подарок», стараясь сделать это с оттенком насмешки. Голос мой звучит хрипло, и, как бы я ни пытался скрыть дрожь, в глазах старика мелькает мрачное удовлетворение.
Он знает, что я пытаюсь играть с огнём — и намерен этим воспользоваться.
Но прежде чем я успеваю снова заговорить, длинная рука протягивается ко мне, преодолевая расстояние между нами с пугающей быстротой.
Ладонь старика — сухая, морщинистая, с ногтями, напоминающими когти, тянется к моей груди, словно собираясь вырвать сердце из моей груди.
Я хочу отпрянуть, но ноги словно вросли в землю.
— Твою ж!
Не могу ни отойти, ни защититься.
В какой-то миг я успеваю заметить отблеск голубого огня на его коже, который на мгновение оживляет
Пальцы касаются кожи над сердцем — холодные, не горячие. Этот ледяной прикосновение проходит сквозь грудь, обжигая изнутри, и на секунду я чувствую, как что-то внутри меня замедляется, словно останавливается само время.
Через мгновение удар — словно вспышка молнии, разряд чистой энергии пронизывает меня насквозь.
Меня бьёт током, и вокруг всё заволакивает непроглядная тьма.
Мгновенно теряю контроль над телом — дыхание перехватывает, ноги подкашиваются, и я падаю на землю замертво.
Или мне так кажется…
Голова ударяется о камень, но я этого уже почти не ощущаю. Вокруг только размытые очертания и гулкое эхо звуков, теряющихся в пустоте.
— Князь… Дмитрий Тимофеевич… жив?
Сознание медленно возвращается.
Сначала кажется, что я снова в той светящейся и гулкой пустоте, откуда только что ушёл голос Перуна.
Но по мере того как тьма перед глазами начинает рассеиваться, я осознаю, что нахожусь в пещере.
Вокруг царит тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками человеческих голосов, но, судя по всему, людей тут стало куда меньше.
Медленно открываю глаза, и тусклый свет от костров освещает стены пещеры, отбрасывая странные тени.
Вокруг уже нет множества адептов, людей, готовых броситься в огонь ради своего бога.
Вместо них остаются лишь несколько человек. Среди них я сразу замечаю Елену.
— Эй, вы! — кричу им, приподнимаясь на ноги. Голос мой звучит громче и глубже, чем я привык. Это смущает меня.
Но ещё больше я чувствую странное напряжение в теле, будто оно стало совсем другим — чужим.
Ко мне подходит Елена. В её взгляде вижу осторожность и удивление. Широко раскрытые глаза пристально изучают меня, словно она видит перед собой что-то совершенно новое.
— Что-то не так? — спрашиваю, прищурившись.
Она не сразу отвечает, продолжая смотреть, словно, на какого-то призрака. Наконец, тихо говорит, не скрывая потрясения:
— Барин, вы так сильно изменились…
— Ну конечно, меня только что шарахнуло вольтами, — усмехаюсь, стараясь придать голосу прежнюю лёгкость.
Но она продолжает смотреть с таким же изумлением, а её взгляд скользит по моим плечам, груди, и я начинаю догадываться, что дело тут не только в пережитом ударе.
Машинально поднимаю руку и тут же останавливаюсь, едва успев заметить, что мой камзол теперь сидит иначе — ткань, некогда свободная, вплотную облегает мускулы и в некоторых местах даже начинает лопаться по швам.
Мышцы, которые раньше ощущались как часть обычного тела, теперь кажутся совсем другими, более крепкими и мощными. Как у взрослого мужика.