Urbi et Orbi

Брюсов Валерий Яковлевич

О, неужели день придет,

И я в слезах и умиленьи

Увижу этот небосвод

Как верный круг уединенья.

Пойду в поля, пойду в леса

И буду там везде один я,

И будут только небеса

Друзьями счастья и унынья!

Мне ненавистна комнат тишь,

Мне тяжело входить под кровлю.

Люблю простор, люблю камыш,

Орла, летящего на ловлю.

Хочу дождя, хочу ветров,

И каждый день — менять жилище!

Упасть бессильным в тяжкий

ров,

Среди слепцов бродить, как нищий.

Меж ними, где навис забор,

Я разделю их братский ужин,

А ночью встретит вольный взор

Лишь глубину да сеть жемчужин.

Случайный гость в толпе любой,

Я буду дорог, хоть и странен,

Смешон невольной похвальбой,

Но вечной бодростью желанен.

И женщина — подруга дня —

Ко мне прильнет, дрожа, ревнуя,

Не за стихи любя меня,

А за безумство поцелуя!

1900–1901

ИСКАТЕЛЬ

О прекрасная пустыня!

Прими мя в свою густыню.

Народный стих

Пришел я в крайние пустыни,

Брожу в лесах, где нет путей,

И долго мне не быть отныне

Среди ликующих людей!

За мной — последняя просека,

В грозящей чаще нет следа.

В напевы птиц зов человека

Здесь не врывался никогда.

Что я увижу? Что узнаю?

Как примут тишину мечты?

Как будут радоваться маю,

Встречая странные цветы?

Быть может, на тропах звериных,

В зеленых тайнах одичав,

Навек останусь я в лощинах

Впивать дыханье жгучих трав.

Быть может, заблудясь, устану,

Умру в траве под шелест змей,

И долго через ту поляну

Не перевьется след ничей.

А может, верен путь, и вскоре

Настанет невозможный час,

И минет лес — и глянет море

В глаза мне миллионом глаз,

30 сентября 1902

НИТЬ АРИАДНЫ

Вперяю взор, бессильно жадный:

Везде кругом сырая мгла.

Каким путем нить Ариадны

Меня до бездны довела?

Я помню сходы и проходы,

И зал круги, и лестниц винт,

Из мира солнца и свободы

Вступил я, дерзкий, в лабиринт.

В руках я нес клубок царевны,

Я шел и пел; тянулась нить.

Я счастлив был, что жар полдневный

В подземной тьме могу избыть.

И, видев странные чертоги

И посмотрев на чудеса,

Я повернул на полдороге,

Чтоб выйти вновь под небеса,

Чтоб после тайн безлюдной ночи

Меня ласкала синева,

Чтоб целовать подругу в очи,

Прочтя заветные слова…

И долго я бежал по нити

И ждал: пахнет весна

и свет.

Но воздух был все ядовитей

И гуще тьма… Вдруг нити — нет.

И я один в беззвучном зале.

Мой факел пальцы мне обжег.

Завесой сумерки упали.

В бездонном мраке нет дорог.

Я, путешественник случайный,

На подвиг трудный обречен.

Мстит лабиринт! Святые тайны

Не выдает пришельцам он.

28 октября 1902

БЛУДНЫЙ СЫН

Так отрок Библии, безумный расточитель…

Пушкин

Ужели, перешедши реки,

Завижу я мой отчий дом

И упаду, как отрок некий,

Повергнут скорбью и стыдом!

Я уходил, исполнен веры,

Как лучник опытный на лов,

Мне снились тирские гетеры

И сон сидонских мудрецов.

И вот, что грезилось, все было:

Я видел все, всего достиг.

И сердце жгучих ласк вкусило,

И ум речей, мудрее книг.

Но, расточив свои богатства

И кубки всех отрав испив,

Как вор, свершивший святотатство,

Бежал я в мир лесов и нив.

Я одиночество, как благо,

Приветствовал в ночной тиши,

И трав серебряная влага

Была бальзамом для души.

И вдруг таким недостижимым

Представился мне дом родной,

С его всходящим тихо дымом

Над высыхающей рекой!

Где в годы ласкового детства

Святыней чувств владел и я, —

Мной расточенное наследство

На ярком пире бытия!

О, если б было вновь возможно

На мир лицом к лицу взглянуть

И безраздумно, бестревожно

В мгновеньях жизни потонуть!

Ноябрь 1902 — январь 1903

У ЗЕМЛИ

Я б хотел забыться и заснуть.

Лермонтов

Помоги мне, мать-земля!

С тишиной меня сосватай!

Глыбы черные деля,

Я стучусь к тебе лопатой.

Ты всему живому — мать,

Ты всему живому — сваха!

Перстень свадебный сыскать

Помоги мне в комьях праха!

Мать, мольбу мою услышь,

Осчастливь последним браком!

Ты венчаешь с ветром тишь,

Луг с росой, зарю со мраком.

Помоги сыскать кольцо!..

Я об нем без слез тоскую

И, упав, твое лицо

В губы черные целую.

Я тебя чуждался, мать,

На асфальтах, на гранитах…

Хорошо мне здесь лежать

На грядах, недавно взрытых.

Я — твой сын, я тоже — прах,