Урга и Унгерн
Шрифт:
Весь Улясутайский район Сайннойонханского аймака с давних пор являлся не только мясной, но и сырьевой базой как для Иркутской губернии, так и для Якутской области. Иркутск находился в три раза ближе, чем Урга, до него была даже проведена телеграфная линия, а по тракту на иркутском направлении имелось несколько газолиновых станций, где можно было пополнить запас бензина и исправить мелкие автомобильные поломки.
В городе располагалось множество русских факторий и иностранных фирм, по большей части американских. Господин Блонский в Улясутае представлял интересы одной из таких компаний, но при этом, как русский колонист, отстаивал интересы и своих земляков. По этой причине он был официальным
Население Улясутая составляло чуть больше трех тысяч человек, причем две с половиной тысячи из них были китайцами. Китайский гарнизон в городе насчитывал до трех сотен бойцов, имелись казармы и военный склад. Гамины в подобных условиях чувствовали собственную силу и устанавливали в Улясутае свои порядки. Однако в город с юга прибывало все больше русских офицеров и солдат, спасавшихся бегством от большевиков. Бежавшие стекались в аймак из различных воинских частей и сбивались теперь в небольшие группы. Эти группы враждовали между собой и никак не могли определиться с тем, кто же станет единым командующим русских войск в Улясутае.
Старшим по чину и военному стажу был полковник Максим Михайлович Михайлов. Хоть его главенство и оспаривалось другими офицерами, перед общим врагом в лице молодого китайского комиссара Ван Сяоцуна и его помощника Фу Сяна распри на время позабылись. Объединение русских военных сил, местных монголов, а также иностранных колонистов и промышленников являлось угрозой для китайцев, положение которых с каждым днем становилось все более шатким. Ван Сяоцун отстранил от власти сайда Чултун-бэйсэ, выдал часть оружия со складов многочисленным кули – чернорабочим китайских фабрик, расположенных в пригородах. Теперь гарнизон насчитывал уже четыре сотни бойцов, что весьма тревожило некитайское население.
Монголы с негодованием встретили смещение с поста законного сайда, уважаемого всеми старого патриота Халхи Чултун-бэйсэ, мобилизация и вооружение китайских чернорабочих не вызывали восторга и у русских колонистов. Возникла вероятность погромов, атмосфера накалялась, и напряженность к моменту нашего прибытия в город достигла, казалось, своего пика.
По Улясутаю бродили вооруженные китайские патрули, проверяя документы, обыскивая прохожих и забирая у них все ценные вещи. По факту осуществлялся санкционированный китайскими властями грабеж мирного населения. В домах русских колонистов и офицеров частенько производились обыски, начались репрессии, почти во всех районах города выставлялись часовые. Кули, теперь вооруженные и вкусившие власть, открыто собирались по вечерам на митинги, призывая к поджогам, грабежам и погромам.
Резня русского населения, учиненная 21 февраля китайским гарнизоном в Кобдо, заставила улясутайцев крепко задуматься и о своей судьбе. В город поступали сведения о том, что в результате погромов некогда процветавший Кобдо был сожжен до основания, большая часть жителей перебита, те же, кому ночью удалось бежать в горы и укрыться в лесах, оказались без пищи и теплой одежды. Суровые морозы и голод в течение нескольких дней погубили всех женщин и детей, они замерзли под открытым небом в лютую монгольскую зиму. Лавки кобдоских торговцев и их дома подверглись разграблению китайцами, которые, не желая оставаться в опустевшем и сожженном городе, спешно покидали его, прихватив награбленное.
Погромы в Улясутае были теперь лишь вопросом времени. Ван Сяоцун мог в любой момент дать на них добро, однако, как любой молодой и неопытный руководитель, он нуждался в поддержке своих действий из Урги. Как ни странно, в Улясутае еще
Дурные вести из Кобдо стали тем фактором, который объединил все враждующие лагеря в Улясутае перед лицом общего врага. Колонисты во главе с Блонским вооружали работников своих факторий имеющимся оружием. Всю подпольную деятельность курировал теперь полковник Михайлов, вокруг него наконец объединились и другие русские офицеры. Во избежание погромов и поджогов на улицы города вышли и русские патрули, которыми руководили теперь кадровые офицеры, согласованно поделившие город на сферы контроля. Иностранные колонисты тоже начали выставлять часовых рядом со своими факториями и вооружали их, как могли. Многие жители подготовили обозы для спешного бегства, зажиточные горожане отправляли свои семьи из города на восток…
Мы прибыли в Улясутай поздно ночью. Бурдуков показывал дорогу к фактории «Андерс и Майер», которая находилась в пригороде у самых стен улясутайской крепости. Наш обоз въехал в просторный двор, огороженный деревянным частоколом сажени в три высотой.
На порог дома, в теплом тулупе и с керосиновой шахтерской лампой в руке, выскочил хозяин – с виду довольно крепкий и бодрый человек лет сорока, с офицерской выправкой. Узнав Бурдукова, он быстрым шагом пересек весь двор и приветливо распахнул свои объятия. Затем громко приветствовал нежданных гостей и крепко пожал каждому руку, приглашая в дом. По пути Блонский раздавал указания своим работникам относительно лошадей и верблюдов, с интересом взглянул на наш автомобиль с пулеметом на турели и, одобрительно качнув головой, произнес:
– Был у нас такой же «фиат» в Мукдене! Только бронированный и на грузовом шасси. Столько японской кавалерии накосил в первых же боях… Генерал Акияма тот «фиат» на всю жизнь запомнил, пожалуй… – Блонский добродушно хохотнул и хлопнул Бурдукова по спине с таким усердным дружелюбием, что тот поперхнулся.
Жена Василия Блонского, Мария Васильевна, суетилась, накрывая на стол. Хозяин дома раздал казакам табаку, разрешив курить прямо в доме. Перед гостями появилось большое блюдо с вареной телятиной, соленые огурцы, пирожки, большой кувшин с квасом и четверть самогона. Мы набросились на еду, а хозяйка просила не налегать на закуски, объявив, что скоро подоспеет и горячее.
– Ты, Маша, готовь свое горячее и здесь не маячь пока… Мы тут самогончиком гостей подогреем, а потом в баньку отправимся. У меня банька такая, какой вы в Урге своей сроду не найдете! Вот Алексей Васильевич не даст мне соврать.
Бурдуков поднял голову от тарелки с мясом, поправил на носу очки и утвердительно кивнул.
– Вы ведь из Урги теперь? Что там, гамины тоже нашего брата давят? – нахмурил брови Блонский.
– Что ты, Василий Васильевич! – Бурдуков удивленно глянул на гостеприимного хозяина. – Выбили гаминов из Урги! Барон Унгерн со своей Азиатской конной дивизией два дня штурмовал, а на третий выбил!
– Вот те ну! – громко удивился Блонский. – А мы тут сидим в неведении. Вот это новость! Что, совсем выбил? Не сунутся теперь или силы собирают, чтобы отбить столицу?
– Куда им! Барон их теперь до Чойрына отогнал, только пыль столбом стояла. Побросали свои пожитки, артиллерию и верблюдов. В плен много попало, часть теперь у Унгерна служит. Вот поговаривают, что с Калгана нынче подкрепление идет, но барон им навстречу выступил, думаю, что и из Чойрына тоже выбьет китайцев в самое ближайшее время. – Бурдуков потянулся к тарелке с пирожками и, взяв сразу два, быстро покосился на четверть с самогоном.