Урод
Шрифт:
— Тогда можно приступить сейчас же. — Бледные пальцы приподняли край полотнища, взяли со стола что-то вроде небольшой хитиновой ложки, но с заметным изгибом и более плоской чашечкой. — Чем раньше мазь коснется твоего лица, тем быстрее его покинут язвы. Понимаешь? Однако мое единственное условие — оплата вперед. Мне понадобятся деньги, чтобы приготовить еще одну порцию.
— Я... У меня сейчас, боюсь...
Руки, уже поднявшие инструмент, дрогнули и, мгновение замерев, положили его обратно к остальным. Серая ткань легла сверху. Крэйн почувствовал себя как ребенок, которому обещали подарок, но в последний миг обманули.
— В
— Но как же...
— Я готов предоставить свое умение врачевания, но этого мало. Я не могу врачевать тебя за свой счет. Если я стану оказывать такую помощь каждому бродяге, подхватившему хворь на улице, мне придется продать лавку и самому идти из города в город, прося милостыню. Понимаешь меня?
— Господин лекарь!
— Не могу. Иди.
— У меня будут деньги! Я скоро получу достаточно денег, чтобы окупить ваши труды, — торопливо заговорил Крэйн. — Мне... вернут долг, не меньше сотни сер! Я расплачусь! Слово шэ...
— В таком случае я к твоим услугам, как только у тебя будет девять сер, — торжественно объявил лекарь, потирая руки. — Но не раньше. Девять сер за первый раз, всего... м-м-м... на первых порах это обойдется в сто восемьдесят. Если нужно, придется заниматься дольше, но я думаю, этого будет достаточно.
— Всего сто восемьдесят сер... — Крэйн не выдержал, ударил рукой по столу. Инструменты глухо звякнули, словно сердясь на непочтительное к себе отношение. — Ведь это так мало! Меньше двух сотен!
— Тебе мало, — сухо ответил тот. — Но не для меня. Иди. Когда у тебя будут деньги, возвращайся. Но помни, что на счету каждый Эно. Если ты запозднишься, моя помощь может быть бесполезной.
— Хотя бы один раз!..
— Это невозможно. Ступай. Я надеюсь увидеть тебя самое позднее через два Эно.
Оказавшись снаружи, Крэйн долго смотрел на деревянную вывеску, сжимая и разжимая кулаки. Девять сер! Он отказался одолжить каких-то жалких девять сер, чтобы спасти жизнь умирающему! Ушедшие, да сам Крзйн в былое время тратил не меньше полутысячи за один Урт, передвигаясь с дружиной от одного трактира к другому. Он подавил минутное желание вернуться в склет лекаря, на этот раз — с обнаженным стисом. Но разум быстро взял взерх над непослушными эмоциями — даже если у этого недомерка и есть нужные зелья, даже с приставленным к горлу острием он вполне способен смешать вместо лекарства яд. К тому же смерть лекаря в богатом районе поднимет на ноги всю дружину и стражу, город оцепят и не будет ни единой щели, где можно будет схорониться. Нет, этот путь не для него.
Забыв про присмотренное убежище, Крэйн накинул капюшон на голову и зашагал вперед, не глядя по сторонам. Ему надо было найти девять сер не позже, чем через два Эно.
Решение пришло быстро. Крэйн, немного приподняв голову, впился взглядом в шагающего по противоположной стороне улицы толстяка в дорогом талеме. Он прикинул, что если сейчас, пока на улице никого, кроме них, нет, подскочить к нему сзади и всадить стис слева под ребра, на палец в сторону от позвоночника, а потом слегка придержать, чтоб не залягаться и... Нет, первый удар лучше нанести в шею, перерезать голосовые связки.
Приподнять, быстро оттащить в узкий переулок между двумя соседними склетами, одним движением снять туго набитый тулес. Словно почувствовав на расстоянии его мысли, прохожий ускорил шаг. Крэйн смотрел на его беззащитную спину и чувствовал, как рот переполняется
Деньги. Наверняка хватит на то, чтобы подыскать на время приличный склет, купить рабыню-прислужницу, настоящую одежду. И у него снова будет чистое лицо. Разве не подходящая цена?
«Нет, — отрезал Крэйн, прервав тягучий поток приятных мыслей. — Я еще не дошел до этого. Если я перережу горло этому человеку, что будет отличать меня от обычной черни? Нет, если внешне я стал неотличим от последнего тайлеб-ха, внутренне я всегда останусь собой».
«Пойдешь работать? — мрачно спросил его другой Крэйн, уставший и насмешливый. — Твои принципы мешают тебе уподобляться грязному шеерезу, но не станут ли они мешать тебе, когда ты захочешь найти себе дело?»
«Нет. Сильный человек сам определяет, какими принципами к когда можно пренебречь. Я найду способ заработать».
«Цедить ывар? Убирать помет за хозяйскими шууями? Чинить одежду? — Этот другой Крэйн явно забавлялся. — На что ты согласишься, вчерашний шэл?»
«Если речь идет о жизни, на один Эно можно забыть про гордость».
«Гордость?.. Нет, тут не просто гордость. Тебе придется решать, изменить ли самому себе, точнее — той части тебя самого, которая называет себя „я“ и сейчас бредет по незнакомой улице в чужом рваном плаще. Ты сам знаешь, что гордость тут ни при чем, ты достаточно умен, чтобы быть обуянным гордыней. Вопрос в том, готов ли ты залезть в грязь, стать одним из сотен тысяч одинаковых смердящих уродов. Учти нельзя пронзить одним эскертом сразу двух врагов, ты не сможешь жить и работать, как последний нищий, и при этом чувствовать себя шэлом. Работе придется отдать всего себя без остатка, если хозяин прикажет — исполнять, ударит — терпеть. Ты не сможешь нацепить на лицо маску, успокаивая себя тем, что убирают помет и моют хеггов вовсе не твои руки, в то время как настоящий ты — законнорожденный шэл Алдион — взирает на это изнутри. Тебе придется стать тем, кого ты больше всего ненавидел в прошлой жизни — грязным не рассуждающим рабом, для которого во всем мире существует только работа, обвалившийся шалх и деньги. Нельзя быть нищим и шэлом одновременно».
«Я не хочу закапываться с головой в грязь».
«О да, ты хочешь запачкать лишь руки, а самому остаться чистым».
Этот второй Крэйн был порождением болезни, это его половина лица, покрытая язвами, улыбалась ему из водоема. Теперь он забрал причитающуюся ему по праву и часть мозга. Крэйн нащупал там его логово, как кончиком языка — дыру в зубе, что-то вроде сырой промерзлой пещеры с забранной густой паутиной входом. Где-то внутри вяло ворочалась его вторая половина, ожесточенная, напрягшаяся, готовая в любой момент выскочить и выпустить когти.
«Ведь это не моя была мысль — убить случайного прохожего, — неожиданно подумал он. — Предыдущий я, настоящий, выросший в тор-склете, никогда бы не смог убить в спину человека, пусть даже пустого и никчемного, только ради того, чтобы обчистить его талем. С другой стороны, тому предыдущему никогда не приходилось сталкиваться со смертью. Нет, я, конечно, смотрел ей в глаза, всегда была вероятность, что очередной оскорбленный муж наймет убийц по душу молодого шэла, очередной противник окажется ловчее его самого или какая-нибудь из брошенных пассий отмерит, мне яда, но никогда прежде смерть не касалась склизкой холодной рукой шеи, она всегда играла по правилам, выжидая ошибки с моей стороны. Сейчас все было иначе».