Уродина
Шрифт:
– Уйди, пожалуйста. Я сейчас не хочу никого видеть.
Кирилл попытался что-то сказать, но я его перебила.
– И ничего слышать я тоже не хочу. Словами все равно ничего не исправить. Просто уйди.
Он еще немного помялся, и направился к выходу. У порога он обернулся, как будто что-то хотел сказать, но передумал, и молча покинул дом.
А я осталась лежать на диване. Как когда-то мама. С того момента прошло чуть больше двух месяцев, а кажется, что – целая жизнь. И она закончилась. Вместе с гибелью Егора. Мы умерли в один день. Как я и мечтала.
Так я пролежала сутки. За это время мой телефон разрывался, наверное, раз сто. Но я, по-прежнему, не хотела никого не видеть, не слышать. Я хотела
– Виолетта, проснись, тебе нужно поесть. (Почему моя мама разговаривает голосом Кирилла?) – Вилка, открой глаза. Ну пожалуйста. И не кидайся сразу подушками, у меня тарелка в руках. (Вот этого мама точно не могла сказать!) Открыла один глаз – точно, не она. Закрыла опять – не хочу, чтобы мама исчезала, даже если она говорит голосом этого наглого, вероломного типа.
– Ну Вилка, я уже устал тарелку держать.
– А зачем ты ее держишь? – не открывая глаз, спросила я.
– Потому что тебе надо обязательно поесть.
– Не хочу ни есть, ни пить, ни жить. Дай мне спокойно умереть.
– Значит, придется вызывать Скорую. Пусть забирают в больницу. Умереть я тебе не дам. Можешь лупить меня подушками, обзывать, прогонять, только живи.
Я открыла глаза. Кирилл стоял рядом с диваном и смотрел на меня таким молящим взглядом. Сразу вспомнилась Женька. Она, наверное, с ума сходит, а я тут лежу, труп изображаю. Попыталась сесть. Не вышло – голова кружится. Кирилл, поставил тарелку с бульоном на журнальный столик, и подложил мне под спину подушку. Теперь я сидела полулежа. Прямо, как в детстве, когда болела, и мама меня кормила с ложки. Женькин телефонный бойфренд тоже вооружился ложкой…
– Даже не думай! – рявкнула я (ну как рявкнула, скорее мявкнула), – кормить ты меня не будешь! Кирилл покорно протянул мне ложку, и подвинул ближе стол с тарелкой.
Руки нещадно тряслись. Донести до рта бульон не получалось. Хорошо хоть «моя бородатая сиделка» предусмотрительно подсунул мне полотенце. Потом взял тарелку и поднес на уровень мой груди. Теперь бульон хотя бы выливался назад в тарелку. Но, как говорил папа, терпение и труд… вам в помощь. С горем пополам я все же поела (еще больше – устала). Кирилл все это время в полупоклоне стойко держал тарелку.
Когда самопровозглашенная домохозяйка, ну ладно – дежурный по кухне, – на женщину он никак не тянул, даже фартук на нем смотрелся, как на корове седло – в общем, когда он домыл посуду и засобирался домой, я его окликнула:
– Кирилл, спасибо тебе! За все.
– Да
– Пошел ты! – Я запустила в него подушкой. Она, предсказуемо, не долетела, а этот гад послал мне воздушный поцелуй и шмыгнул за дверь. Уже почти ее прикрыв, просунул голову в щель и объявил:
– Я завтра после работы приду. Жди.
Глава
III
–
II
Жизнь после смерти
Целую неделю Кирилл исправно меня навещал, хотя уже на второй день его заботы я уверенно встала на ноги, перестала выглядеть, как привидение, и даже стала подумывать о работе – нужно отвлечься, да и жить на что-то надо. Деньги, которые родители мне отложили на учебу, я трогать не собиралась – на следующий год обязательно поеду учиться. Спросила у Кирилла – нет ли у них в охотхозяйстве для меня работы? Он обещал узнать. А я сама пока занялась поиском вакансий по интернету. В нашем захолустном городке таких объявлений в интернет закидывали немного, но вдруг. Помощь пришла, откуда не ждали. Случайно встретила в супермаркете тетю Дусю. Для всех она, конечно, была Евдокией Степановной, заведующей городской библиотекой, а для меня, которая все детство провела в читальном зале за книжками, давно стала словно родная бабушка. Мы с нею разговорились. Она меня по-отечески обняла, выразила соболезнование, поинтересовалась чем я занимаюсь, и узнав, что ищу работу, предложила работать у нее – на выдаче книг.
– Всю библиотечную литературу ты знаешь, так что справишься, – заключила она. На том и расстались. Я позвонила Кириллу – дала отбой. А то он носом рыл землю в поисках работы для меня.
Начались мои трудовые будни, которые не оставляли мне ни сил, ни времени на хандру. Я целыми днями лазила по полкам, вытирала пыль, расставляла книги «под линейку», обслуживала редких посетителей. И запойно читала. Так незаметно закончился год.
Новый год я встречала в компании Женьки и Кирилла. Мы вместе накрыли у меня дома стол. Под бой курантов поздравили друг друга. Потом Кирилл с Женькой звонили родным по видео, мы все вместе поздравляли их, они нас. Сходили покатались на горке, вернулись домой, под шампанское с мандаринками смотрели телевизор, вспоминали то немногое хорошее, что случилось с нами за прошедший год.
– Мы как дружная шведская семья! – сгенерировал идею Кирилл, за что получил с двух сторон дружных подзатыльников.
Потом мы опять пошли за стол, где выпили еще шампанского, и в конец окосев, начали в Женькой рыдать. Вернее, я начала, а она поддержала. Кирилл незаметно смылся на крыльцо курить. Потом мы снова перебрались на диван, разложили его, чтобы с комфортом смотреть «Операцию Ы», и благополучно уснули: мы с Женькой в обнимку, а Кирилл на другом краю, свернувшись здоровым таким, бородатым калачиком.
На утро у всех троих ужасно болела голова, поэтому мы дружной шведской семьей возненавидели шампанское.
Женькины каникулы пролетели, как один день, и, когда она уехала, все вернулось в прежнее однообразное русло. Кирилл время от времени доставал меня своим вниманием. Якобы проконтролировать, что у меня все в порядке и умирать я больше не собираюсь. Я настойчиво его отшивала. И посылала контролировать рыжее зеленоглазое исчадие ада, которое умудрялось меня достать даже из Москвы. С упорством носорога Женька пыталась меня познакомить со своими парнями-однокурсниками. Высылала их фотки с краткими, и не очень, характеристиками. Пару раз даже пыталась создать видеоконференцию, чтобы я могла, так сказать, воочию увидеть и оценить «завидных женихов». Чуть не рассорившись с нею на этой почве, мне все же удалось её утихомирить.